Выронила чашку — Чай пролился прямо Папе на рубашку. Видел представленье? Что скажешь мне теперь? Все еще в сомнениях, Какой я страшный зверь?
Но концовка у этого спектакля получилась совсем нестрашной. Котенок побежал к маме-кошке с рассказом о неведомом звере и узнал, что она ничуть не боится Буку:
Мур, — сказала кошка, — Нам надо поточить Когти о рогожку — Мы крыс пойдем ловить. Чтоб стали закрома От всяких бук чисты, Мы этим хвастунам Наступим на хвосты! Все!!
Зазвучали аплодисменты, и актеры — впереди всех опять ставший бойким Сергей Иванович — с удовольствием раскланялись.
— Вполне профессиональный текст. Кто сочинил? — тоном опытной ценительницы поинтересовалась Ксения Кирилловна.
Коля показал на автора, и все лица повернулись к сконфузившемуся Таниному папе. Ведь это он написал стихи впервые в своей жизни.
— Неужели сам? Небось, взял из журнала? — недоверчиво спросила у Тани соседка Рая. Получив ответ, она пожала плечами и вдруг произнесла куда-то в сторону. — Заняться больше нечем: про крыс стихи выдумывать… А еще бухгалтер.
Танин папа очень долго сочинял, он замучил родных. Он рифмовал, даже работая за своими счетами. Сидевший перед ним котенок спешил воспользовался паузой и ударял лапой по нанизанным на спицы костяшкам. Они так замечательно скользили.
— Ты что наделал? Все расчеты мне сбросил! — хватался папа за голову, но Рыжика не прогонял и сочинять не переставал.
По утрам за бритьем он опять что-то сосредоточенно бормотал себе под нос. Рыжик снова сидел рядом. Его завораживали папины бритвенные принадлежности: блестящая хромированная чашка со взбитой пеной и красивый помазок, сделанный из барсучьей шерсти. Котенок не мигая внимательно следил, как отец намыливает лицо, как плавно и осторожно ведет по нему бритвой, оставляя чистые полоски.
— Ну что, побреем и тебя? Хотя усам твоим всего сроку-то, — половинкой рта произносил папа.
Глаза котенка округлялись: шутка-шуткой, но лучше спрятаться подальше. А отец, отведя в сторону бритву, торжественно объявлял своему отражению в зеркале:
— Три дня твоим усам… Только что родилась еще одна гениальная строчка!
За завтраком он невпопад отвечал на вопросы и торопливо разыскивал чистый клочок бумаги и карандаш. Ночью ворочался, подбирая рифмы, вскакивал в темноте с кровати, чтобы записать очередное только что придуманное четверостишие. А вдохновил его именно Рыжик. Вернее, история, приключившаяся с Рыжиком и девочками.
Майя и Таня отправились в подвал за дровами. Рыжик, как обычно, последовал за ними. И там они увидели большую черную крысу. Крыса их не испугалась. Она даже не стала прятаться. Наоборот, неторопливо вышла навстречу и уселась на задние лапы, рассматривая пришельцев. Майя закричала, швырнула в нее деревяшкой. Крыса увернулась, высоко подпрыгнула, и девочкам показалось, что она хочет вцепиться им в лица. Они с визгом бросились к выходу из подвала. Первым удирал Рыжик. Крыса бежала за ними. Она преследовала их на лестнице, быстро прыгая по ступенькам, до самой двери в квартиру.
Подвальных крыс потом поморил дворник. Но он не обнаружил ту огромную черную, о которой рассказывали девочки. Возможно, они преувеличили размеры: у страха глаза велики. Да и сама история к тому времени перестала казаться страшной, обросла смешными подробностями…
Увидев, что соседи не спешат расходиться после спектакля, девочки решили преподнести им еще один сюрприз — песню из нового фильма, который сейчас крутили в «Маяке».
— Раз-два-три, давай! — шепнула подруге Таня и, вышагивая на месте, они начали «Марш энтузиастов».
Высокий Майин голос сразу заполнил прихожую, зазвенел под потолком. Таня была еле слышна рядом с подругой, но и ее негромкая подпевка помогала песне. Они пели, подражая Любови Орловой, и надеялись, что их лица сияют таким же восторгом, как у нее.
Энергичная радость марша быстро передалась слушателям. Даже Ксения Кирилловна принялась дирижировать в такт, подавшись вперед своим сухоньким телом. Всем хотелось верить в будущее. Ведь Новый год на дворе. Вдруг 1941 окажется особенным и принесет много счастья?
— После такой песни горы можно свернуть. Молодцы, девчонки! Я как будто в настоящем театре побывала, — растроганно призналась тетя Шура. — Лет через пятнадцать будем рассказывать, как у нас здесь росли знаменитые певицы. Или актрисы.
— Или художники, — подмигнул матери Коля.
— Завидую вам, ребята, — сказал Танин папа. — Такие возможности у вас. Только учись!
— А я стану Чкаловым, — неожиданно подал голос Сергей Иванович.
— Сереженька, миленький, это невозможно! — расхохотались соседи. Но их смех не смутил мальчика.
— Еще стану инженер-ром, — объявил он.
— Молодец. Будешь машины изобретать? — спросил племянника Георгий.
— Да. Летающий автомобиль изобрету, — серьезно пообещал Сергей Иванович. — Желтый.
Растроганные соседи снова заулыбались.
— А красный или синий не хочешь изобретать?
— Не хочу, — насупился он. — Только желтый!
— Серго, — Манана протянула руки к внуку, подзывая его. — Моди чэмтан, гакоцеб[8].
Мальчик забрался к ней на колени, и она несколько раз горячо поцеловала его. Но ему не сиделось на одном месте. Снова повеселевший Сергей Иванович быстро перебрался к своему «папе-маме» Георгию, а через минуту уже бегал между стульями.
«Пятнадцать лет —
