Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
двери, как Франсуаза сделала то же самое. Каждый ее жест сопровождался резким металлическим скрежетом. Что ж, придется смириться с надоедливой компаньонкой… во всяком случае пока.
Я ступила на мостовую. После морского зрелища, которое ослепило, симфония звуков взорвала слух: крики чаек и докеров[30], хлопанье парусов на ветру, плеск волн о корпуса судов. Мощный запах йода и морских водорослей взбудоражил сердце, как и вид вздымающихся вдалеке волн. Оставив позади карету, я направилась в конец гавани к «Невесте в трауре». Вблизи черная махина корабля впечатлила еще больше. Единственным светлым пятном был флаг, развевающийся на корме, белое полотнище с золотой летучей мышью. Знамя Франции. Нос корабля украшала гальюнная фигура – женщина в траурном платье с вуалью на лице. Сама мрачная невеста в трауре…
Я пробралась сквозь толпу рабочих, заканчивающих разгрузку продовольствия, на понтонный трап, по которому можно было взойти на корабль.
– Эй вы, дамы! – крикнул солдат морской пехоты, вооруженный ружьем. – Никто не вправе подниматься на борт без разрешения капитана Гиацинта де Рокайя!
Я проскользнула мимо охраны и легко перепрыгнула на борт, но Франсуаза не столь проворна – механические суставы, которыми одарил ее Факультет, замедляли движения несчастной. Наконец-то я освободилась от этой прилипалы! Натертая черным сияющим воском палуба отражала небо, как обсидиановое зеркало[31].
– Доброго денечка! – прокричала я в воздух. – Я – Диана де Гастефриш, подопечная Короля и ваша пассажирка! Как я рада вскоре отправиться вместе с вами в море!
Матросы замерли и, отложив мешки и такелаж[32], повернулись ко мне, вытаращив глаза. Большинство лиц были обезображены шрамами и рубцами, изборождены порезами. Лица корсаров, убийц, привыкших вспарывать животы и резать глотки экипажам, враждебным Франции.
Пользуясь вниманием, я решилась идти до конца:
– Путешествие изнурило меня, я умираю от жажды: есть ли среди вас тот, кто может предложить стакан сельтерской воды?
Я принялась внимательно изучать грубые, обветренные лица, ожидая знака, натыкаясь на озадаченные и враждебные взгляды… пока не встретила светлые, нервно моргающие глаза. Они принадлежали мужчине сорока лет с тонкими усиками. Его ливрея прислуги окончательно убедила: это Клеант, камердинер, о котором говорил Монфокон.
– Следуйте за мной, мадемуазель, – отрывисто произнес он. – Я проведу вас в камбуз.
Я поспешила за ним, матросы вернулись к работе. Беглого взгляда через плечо хватило, чтобы убедиться: солдаты удерживали противоборство Франсуазы и следовать за мной не решались, особенно после того, как я публично и громко заявила о своей причастности к Королю.
Мы с камердинером спустились по трапу и прошли на вторую палубу, где находилось бревенчатое помещение, заполненное сковородами, кастрюлями и чашами. Клеант закрыл за собой дверь.
– Не думал, что ты так скоро прибегнешь к паролю, – прошептал он, переходя на «ты», как было принято среди братьев и сестер по оружию в Народной Фронде. – Мы еще даже не снялись с якоря. Ты, должно быть, чертовски ловка, раз смогла улизнуть от вооруженных солдат. Капитан Гиацинт… если он когда-нибудь узнает, что ты взошла на борт без его ведома!
При упоминании имени капитана, который, должно быть, спал где-то здесь в недрах «Невесты в трауре», глаза камердинера нервно дернулись. Я вдруг задалась вопросом, а кто этот фрондер, который, рискуя всем, проник на корабль, принадлежащий Королю Тьмы. Но знакомство подождет: время на исходе.
– У меня не было выбора, – торопливо объяснила я. – Мне необходимо связаться с де Монфоконом до моего отъезда. Я под постоянным надзором свиты, ты – единственная надежда. Есть ли другие фрондеры в этом городе, кто мог бы доставить сообщение в Версаль?
– Да, но уже почти вечер и скоро мы снимемся с якоря… – неуверенно пробормотал Клеант.
– Тогда нужно действовать быстро.
Я рассказала своему союзнику обо всем, что знала: об отвратительном королевском проекте покорения дня и о мистическом алмазе, добытом в Мексике, способном материализовать эти планы, если Нетленному удастся выманить его из рук Бледного Фебюса. Ошеломленный Клеант бледнел прямо на глазах. Через некоторое время мы с ним вернулись на первую палубу.
– Мадемуазель де Гастефриш утолила жажду, она хочет присоединиться к своей свите, – объявил Клеант солдатам морской пехоты. – Главный кок попросил меня забрать редкие специи, которые забыл на рынке. Я сбегаю за ними.
– Поторопись! – приказал ему матрос, чью надбровную дугу пересекал глубокий шрам. – «Невеста в трауре» не будет ждать тебя из-за нескольких пучков перца.
Клеант умчался, солдаты, удерживающие Франсуазу, отпустили ее.
– Не в обиду будет сказано, мадемуазель, но ваша подруга совсем не разговорчива, – обронил один из них.
– Скажем, разговаривает она кулаками, – подхватил другой.
Я заметила его подбитый глаз, в отличие от глаз Франсуазы, которые, как и прежде, скрывались за защитными линзами. Красноватый вечерний свет брезжил на болтах, ввинченных в виски, которые удерживали эти окуляры. Сложно было сказать, что больше раздражало меня – ее отсутствующий взгляд или безмолвие… Стало вдруг интересно, какие винтики приходили в движение в этой голове за толстыми стеклами? Остались ли у девушки мозги, или Факультет заполнил черепную коробку обычными шестеренками? Она молча следовала за мной, как собака, вечную преданность которой мне обещал ужасный Экзили.
У нашей кареты царило заметное оживление. Вероятно, министр уже проснулась? Непохоже. Вечер еще не наступил, хотя уличные фонари зажглись на фасадах зданий, а значит, принцесса еще покоилась в гробу. Зашари и Поппи, напротив, стояли возле кареты. Луизианец, позабыв о своей обычной сдержанности, злился на одного важного буржуа, одетого в дорогой редингот[33], расшитый золотой нитью. Позади них толпились тени понурых, сгорбленных людей, выстроившихся гуськом. Их темная кожа почти сливалась с сумерками: африканцы в лохмотьях. Они садились на пришвартованный рядом корабль, такой же толстопузый, как и его владелец. Сердце сжалось при виде тяжелых цепей, сковывающих пленников друг с другом. Рабы. Когда-то на Крысином Холме те редкие книги, которые я могла прочитать о рабстве, вызвали у меня отторжение, но зрелище этой ужасной практики в жизни было во сто раз хуже.
– Рабство запрещено на территории Франции, – возмущался Зашари.
Впервые я видела его таким. Последний отблеск заката отбрасывал пылающие лучи на молодое лицо, объятое гневом. Издалека доносились крики чаек, бурно ссорившихся над остатками улова от рыболовных судов, возвращающихся в порт.
– Мы на французской земле транзитом, – возразил судовладелец. – Речь идет о простом образце племени с западных берегов Африки, который я привез в Нант, чтобы мои компаньоны оценили качество. Дело уже сделано: джентльмены согласились, что это отребье солидное и годится к полевым работам. Мой невольничий корабль, прежде чем отплыть в колонии Америки, сначала отправится в Дагомею
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
