в руки и продолжила страстно:
– Я довольна ролью, которую ты мне дал! Это яркая, красивая роль, и я ее сыграю так, что все наши жалкие гусыни обзавидуются!
Раздался грохот. Все оглянулись на комика, рухнувшего со стула. Упал он с клоунской сноровкой – шумно, эффектно, смешно. Не вставая, возопил:
– Друзья мои, послышалось ли мне? Барилла довольна ролью?! Раушарни, выгляни за дверь: может, по улицам медведи ходят? Или луна с солнцем рядышком на небе стоят? Или бежит казначей Хранителя, несет нам, актерам, тройное жалованье?
Джалена захихикала.
Раушарни согнал с лица улыбку, спросил строго:
– Пузо, кончай дурачиться. Барилла, если ты довольна ролью, то в чем дело? Иди и учи ее.
– Все девять строк, – негромко подсказала Джалена.
Барилла покосилась на нее, но слова свои адресовала Раушарни:
– Так и я про девять строк! Подумай, это же потрясающая сцена! Я выйду бледная, с горящими глазами... я поведаю о том, как чудовищно поступили с моим несчастным отцом за его честность, за преданность королю...
Глаза женщины распахнулись, взор стал безумным, вытянутая вперед красивая рука задрожала.
– А хорошо, – тихо сказал комик, поднимаясь на ноги.
– Вот так и на сцене выдай, – кивнул Раушарни.
– Я-то выдам, – быстро вернув себе обычный (только раздраженный) вид, сказала актриса. – Но когда выдавать-то? Произнесла девять строк – и стражники выволакивают меня из тронного зала... Пусть Мирвик допишет мой монолог, чтоб подлиннее был.
– А стражники будут стоять столбами и слушать, как ты без передышки клянешь правителя? – поинтересовалась Джалена.
Барилла метнула на нее злой взгляд:
– Когда я начну монолог, и стражники, и зрители забудут о времени.
– Но я-то не забуду о времени! – перебил ее Раушарни. – Прикажешь до рассвета спектакль затянуть со всеми вставками?
– Зачем – до рассвета? – не растерялась Барилла. – Немножко подсократить роль королевы. Она все равно просто кукла на троне.
– Кукла? – взвилась Джалена. – Да твою истеричку убрать – вообще никто не заметит! И чего это ты моей ролью распоряжаешься?
– О, Мирвик! – взлетел над сценой нежный голосок. – А я тебя ищу, ищу...
Из-за кулис шагнула третья девушка. Пышные светлые волосы ореолом окружали ее головку, темные глаза смотрели прямо и серьезно.
Барилла и Джалена разом замолчали: явилась их общая соперница. Милеста Нежная Лилия, появившись в театре в прошлом году, разом оттеснила на задний план признанных театральных красавиц. Вот и сейчас ей досталась роль, на которую облизывалась каждая актриса из труппы.
– И ты ищешь Мирвика, Милеста? – холодно спросила Барилла. – Текста тебе мало? Что тебе надо дописать? Монолог? Сцену? Может быть, целый акт?
– Я хотела предупредить Мирвика, чтобы он не попадался на глаза Бики, – спокойно ответила Милеста. – Бики опять измыслил какой-то жуткий головной убор. Говорит, такое носили лекари в Огненные Времена, чтобы отпугивать болезни. Он теперь ищет лекаря, то есть Мирвика, чтобы примерить это безобразие. Мирвик, предупреждаю: к моему смертному одру в таком виде даже не подходи! Ты еще рта не успеешь открыть, а зрители уже начнут смеяться!
– А-а, – понимающе кивнула Барилла.
А Джалена добавила озабоченно:
– Может, как-нибудь отвлечь Бики и выкрасть эту штуковину?
Бики Жалящее Дерево был на все руки мастером – и декоратор, и бутафор, подчас плотник, иногда и костюмер. Работал за гроши, был ценим за усердие. Но порой его фантазия начинала бить бурным ключом, тогда Бики изобретал какую-нибудь невероятную часть одежды и всеми силами старался навязать актерам свое творенье.
– Что там за шляпа, – со страхом спросил Мирвик, – если ею болезни отпугивали?
– Не трусь! – покровительственно заявил Раушарни. – Не дадим в обиду ни тебя, ни спектакль. Помните, в прошлом году Бики соорудил колпак королевы для «Двух наследников»?
– Да уж! Помирать буду – не забуду! – скривилась Барилла.
– На тот колпак кто-то удачно сел, – с удовольствием вспомнила Джалена.
– Вот! И с лекарской шляпой что-нибудь произойдет!
– Да услышат тебя Безликие! – вздохнул Мирвик.
В зал вошел стройный, светловолосый Заренги, герой-любовник, и почти с порога окликнул Раушарни:
– О правитель сцены, нельзя ли мне на представлении надеть ту золотую цепь – ну, которая из глины? Уж очень там рубин хорош!
– Какая золотая цепь, какой рубин? – удивился Раушарни. – Тебя же недруги разорили! Ты же голодаешь!
– И слуге не платишь, – вставил Пузо. – Там трогательное место: я говорю, что хоть не вижу жалованья, но готов тебе служить за твою высокую душу и благородное сердце. Представь: я все это произношу, а у тебя на шее – золотая цепь с рубином! Зрители будут ржать!
– А пускай малость поржут, – хладнокровно отозвался Заренги, ловко вспрыгивая на сцену. – Ты комик, тебе их смешить надобно. А Мирвик мне... а, Мирвик, ты здесь? Сочини-ка мне монолог, где я жалуюсь, что ушли все мои богатства, осталась только цепь, память о прадеде. И хоть я, мол, голодаю, но цепь не продам. И если, мол, с голоду помру, меня с этой цепью на костер уложат.
Мирвик снова сосредоточился, взгляд уплыл куда-то в зал... но ни одна строка из нового монолога не родилась на свет, потому что Раушарни топнул ногой и рявкнул:
– А ну, прекратить! Может, Мирвик вам новую пьесу напишет, а? Такую, чтоб вы могли пофорсить как следует! Заренги, никакой тебе цепи! Иди роль учи!
– Тоже мне роль... – капризно сказал Заренги. – Не столько принцессе про любовь говорить, сколько на жизнь жаловаться! Нищета, папаша арестован, сестрица в тронном зале скандал учинила и тоже в тюрягу угодила...
– Не ной, – ухмыльнулся Пузо. – В жизни и тебя бы в темницу посадили, а в пьесе ты с принцессой любовь крутишь.
– А не хочешь играть, – веско сказал Раушарни, – так замена в два счета найдется.
Заренги тут же заткнулся. Он знал, кто метит на его роль.
– Раушарни, – спросила Милеста, – а правду говорят, что обезьяна, которую в пьесе дарят королю, будет живая?
– Врут, – откликнулся старый актер. – Где я вам возьму живую? Запихнем кого-нибудь в одежду вроде шкуры, Бики обещал сделать маску.
– Жаль, – огорчилась девушка. – Живая, в клетке, лучше бы смотрелась.
– А если попросить кузена-старшего? – задумчиво протянула
