в приемной, они ждут, что ты будешь давать приёмы.
— Ань, я и так веду приёмы без выходных. Чего еще?
— Ты не понял. Не такие приёмы. А те, которые в залах. С музыкой… с танцами…
— Ах вот оно что. С танцами… балы, красавицы, лакеи, юнкера и вальсы Шуберта и… что-то там про упругие французские булки…
— Именно так. У тебя в резиденции есть бальный зал, если ты не заметил.
— Не заметил. Что верно, то верно. И вот что я скажу. В булки приёмы. Мне еще не хватало разводить у себя под носом светскую жизнь. И так дел по горло.
— Вот, — Анюта потрясла указательным пальчиком, — Ева предупреждала, что ты именно так и скажешь… сейчас я ее позову.
— Вы там уже успели спеться и чего-то порешать, — констатирую, глядя, как Анюта набирает номер Евы.
Ева зашла в кабинет через минуту.
— Кротовский, не будь таким букой, — заявила она с порога, — Ты должен устраивать приёмы каждую неделю.
— И не подумаю.
— Ты послушай сначала. Во-первых, я уже определила, куда установить подслушивающие жучки.
— Та-ак… продолжай.
— На приёмах люди болтают. На приёмах люди обсуждают дела. На приёмах творится закулисная политика… ну ты понял.
— Понял. Теперь понял, — я постучал пальцами по столу, — Тогда так поступим. Торчать на этих приемах я один черт не стану. Пусть на них Маргуша считается хозяйкой. Скажем, что ее инициатива. Она ж без пяти минут жена.
— Ну хоть так, — смирилась баронесса, — Но выйти к гостям хотя бы один раз за вечер надо… всё-всё, ухожу.
Ева вышла первой, а Анюта задержалась в дверях.
— Сережка, начинаю запускать?
— Запускай.
Один за другим стали заходить владетели, здороваясь со мной так, будто я их лепший кореш с юных лет. Представляли жен, дочерей, кое-кто даже кузин. Кузины и дочери старательно строили мне глазки.
Походу владетели задались целью меня свести со своими юными родственницами. Факт объявленной помолвки с Белкиной их совершенно не останавливал. Они почти открыто пытались затащить их в мою постель не женой так фавориткой, не чучелом так тушкой.
Я вел прием со сдержанно-озабоченным выражением. Старался не показать реального отношения к сводническим потугам, но и не дать им повода для оптимизма. В заключение неизменно сообщал, что моя будущая жена Маргарита Белкина в скором времени планирует давать балы. Одним словом, утомили. К черту все, моей ноги на этих балах точно не будет.
— Анюта, — выпроводив очередного владетеля, выглянул из кабинета, — Все отметились?
— Еще Фридрих Гриф, — Анюта скосила глаза на диванчик с одиноко сидящим Фридрихом.
— Граф, я без семейства, — он поднял руки, показав раскрытые ладони, — Знакомить вас с женой не собираюсь.
— А, заходите, — пропускаю его в кабинет, — И сразу скажу, опеку над Митрофаном буду оформлять на себя. Не обессудьте.
— Полно, граф, — ответил Гриф благодушно и уселся в кресло для посетителей, — Я должен был попытаться. Увы, ваши осведомители сработали оперативно. Оспаривать опеку не собираюсь. Оно, знаете, даже к лучшему. Так спокойней.
— Вот и чудно. Тогда слушаю вас. Вы наверняка по делу.
— По делу, — подтвердил Гриф, — Как ваш министр финансов.
— Как МОЙ министр финансов? Любопытно.
— Мы теперь все ВАШИ, — Гриф усмехнулся, — Сами видите, владетели сегодня наперегонки занимаются демонстрацией лояльности. Зная вашу твердую руку, реформа армии и полиции будет произведена в кратчайшие сроки. Так что… не вижу смысла юлить. Вы наш правитель, мы ваши подданные.
— Ценю прямоту и открытость. Спасибо… так что у вас за дело?
— В Кустовской республике вашими стараниями в ходу две основные валюты. Традиционный фунт, а теперь еще и Российский рубль. Причем доля рублёвых расчётов очень быстро растет.
— Это вполне объяснимо, — пожимаю плечами, — Россия наш ближайший сосед. Торговать в рублях нам крайне выгодно.
— Я это понимаю, — Гриф продолжает мягко стелить, — Но рубль по отношению к фунту слишком переукреплен.
— Знаю, что переукреплен. Что в этом плохого?
— Это снижает конкурентоспособность наших товаров.
— Каким это образом? — начинаю заводиться. Я слушал эту нелепую байку от финансистов в прошлой жизни. Теперь и здесь тоже самое.
— Ну это же очень просто, — снисходительно начинает пояснять Гриф, — Чем дешевле рубль, тем дешевле наши товары.
— Да ничо подобного, дорогой Гриф. На внешнем рынке мы продаем товары за фунты, так?
— Так.
— Ваша пшеница будет стоить фунт за мешок независимо от курса рубля.
— Да… э-э… — походу такого аргумента Фридрих не ожидал.
— Скажу больше, чем дороже наш рубль, тем больше товаров мы купим на внешнем рынке.
— Разве? — усомнился Гриф.
— Ну это же очевидно. Если у нас дешевый рубль, мы купим на него мало товаров. Если дорогой рубль, купим много товаров. Это настолько очевидно, что я не понимаю, что тут нужно объяснять.
Фридрих Гриф на какое-то время задумался. Через минуту его осенило.
— Тут вот какое дело, граф, — сказал он радостно, будто разгадал хитрый ребус, — Если у нас будет дорогой рубль, их товары хлынут на наш рынок. Наши производители не выдержат конкуренции и разорятся.
— Во-от, — киваю утвердительно, — Тут вы и вступите в игру, как министр финансов. Вы введете пошлины. Через пошлинные сборы мы наполним свою казну, да еще просубсидируем своего производителя. Кредиты дадим дешевые, рассрочку. Ну и прочее.
— Ну нет, граф. Это так не работает, — Гриф насупился, недовольный тем, что я опять разбил его аргументацию, — Это ведь палка о двух концах. Мы введем пошлину на их товары, они введут пошлины на наши.
— Ни черта они не введут. А если введут, только себе хуже сделают.
— Право, странные вещи вы говорите. Почему это не введут?
— А потому что они и так у нас покупают только сырье. А товары они на свой рынок не пускали, не пускают и пускать не собираются. Они не будут покупать наши трактора, машины и самолеты даже если те будут на порядок лучше.
— Да но и сырье…
— А вот сырье будут покупать в любом случае. Металлы, нефть, зерно. Все это покупать будут, потому что им это нужно. Своего-то нету.
— Ну знаете, — Гриф
