накрывает на стол. Я проголодалась ужасно, но сейчас мне даже крохотный кусочек в горло не полезет.
— Что вы такие невеселые? — удивляется она, когда мы подходим ближе.
Рассказываю ей, что ребята нас бросили, а Олесю похитили.
— Да не выдумывайте вы ничего понапрасну, это обычай такой у нас, не одна свадьба не обходится без якобы устроенного представления похищения, — отмахивается она, громко смеясь.
— Тогда где она? Почему её не вернули? — вскидываюсь я.
— Рано ещё. На закате обычно возвращают. Да видела я её. Цела-целехонька, ваша Олеся, улыбается, — сообщает мне вдруг неожиданную новость Пуления Авсеевна.
— Где? — вскрикиваю я.
— Да в шатре, — отвечает Пуления Авсеевна.
— В каком? Покажите!
— Да сядь уже, поешь толком, а потом я вас отведу к ней, — говорит Пуления Авсеевна. — А то остынет же.
Она накладывает нам в деревянные миски кашу. Не могу определить, из какой крупы, но пахнет вкусно, ещё и с травами.
— Кстати, пока вас не было приходил один ваш мальчик, сказал, что его пригласили пожить к себе ал-когалы. Он забрал свои вещи и ушел, — сообщает Пуления Авсеевна.
— Что? — вспыхиваю я. Пока я бегала, нас ещё кто-то бросил, нужно было оставаться в шатре. — Кто приходил — Игорь или Даня?
— Он не назвал своего имени, — отзывается Пуления Авсеевна.
— Низкорослый и темненький или высокий блондин? — спрашиваю её.
— Светловолосый, — отвечает когалка.
— Даня, — медленно произношу я и смотрю на Лерину реакцию.
— А, ладно, — пожимает плечами Лера, будто ей всё равно.
— Ты не будешь переживать, что тебя парень кинул? — удивляюсь я.
— Нет. А зачем? И он меня не кинул, с чего ты взяла? — вспыхивает Лера. — Его пригласили пожить ал-когалы, ему там может быть понравилось. Ну и пусть побудет в чисто мужской компании, освоится.
— С чем освоится?
Но она пропускает мой вопрос мимо ушей, с аппетитом уминая кашу.
— Но ты же остаешься совсем одна, — вставляю я.
— Почему одна? — удивляется она, — с тобой и с Олесей.
Я возвращаюсь в шатер. Обоих рюкзаков теперь нет. Значит, они были Данины и он их унес. Следом за мной заходит Пуления Авсеевна.
— Дарина, иди кушай, пока не остыла каша, ну же, — говорит она и тянет меня за руку.
Позволяю ей себя увести, сажусь рядом с Олесей, смотрю на миску полную каши, аппетитно выглядит.
— Поешь нормально, а потом пойдем найдем твою Олесю, если ты без неё и пяти минут прожить не можешь, — пеняет мне Лера как маленькому ребенку.
Вздыхаю, я, действительно, не могу без Олеси. Мы с первого класса вместе, она всегда за меня решала все проблемы и строила за нас обеих все планы. Без неё я бы и в университет бы не поступила. Завидую смелости Леры, что она вот так просто осталась одна в незнакомом месте и абсолютно спокойна.
Подтягиваю к себе приборы, ложки и те деревянные, пробую кашу. Необычная на вкус, так и тает во рту, будто долго томилась в русской печке. Может быть так оно и есть, ну не в самой большой печи, а в какой-нибудь маленькой, перевозной и на дровах. Сама не замечаю, как уплетаю всё, даже ложкой соскребаю остатки со дна, подбираю все крупиночки.
Пуления Авсеевна разливает нам чай из самовара, опять с ароматными травами. Кружки красивые фарфоровые с изогнутыми ручками, на боку изображены люди в когальских народных костюмах.
От горячего чая разливается по телу приятное тепло, и я понемногу успокаиваюсь. Теперь мне кажется, что я зря подняла волну и нагнетала тут атмосферу безысходности. Всё с Олесей в порядке.
— Какие у вас кружечки красивые, — говорю я, чтобы как-то отвлечься, — вы сами их делаете?
— О, нет, что вы, — взмахивает руками Пуления Авсеевна, — наши гончары только горшки лепят. А это тонкий фарфор из Китая, ещё старинных мастеров работа. Посмотри через неё на солнце.
Поднимаю вверх пустую кружку, смотрю через неё на солнечный свет — стенка у чашечки почти прозрачная, видно яркое солнышко. Дивлюсь, что у простого народа в обычном обиходе такое сокровище.
Глава 4. Прощание с невестой
После обеда, как и обещала, Пуления Авсеевна ведет меня к Олесе. Шатер, куда её отвезли находится далеко от общего шатрового городка, в ложбинке между холмами. Он небольшой и что сразу бросается в глаза — настолько белый, что даже режет глаза от такого контраста на серо-голубом фоне неба. Шатер окружен наскоро собранным плетеным забором, на палках которого зачем-то воткнуты черепа животных. От этого зрелища становится как-то жутковато.
Заходим внутрь. Олеся сидит в серединке на низкой скамейке, на ней длинное белое одеяние с вышитым орнаментом по вороту, но подол задран так, что оголены её худые бледные ноги. Вокруг неё на коленях, а кто и по-турецки, сидят женщины-когалки в разноцветных платьях и в смешных квадратных шапочках, и о чем-то поют. Хор у них получается дружный спетый, что невольно заслушаешься, хотя ничего непонятно — на чужом языке же все слова. Одни просто поют, другие обмазывают Олесины голые лодыжки темно-зеленной грязью.
— Олеся! — вскрикиваю я.
— А, Дарина, — улыбается она мне, — как хорошо, что ты пришла.
Сажусь рядом с ней на сбитую полутвердую подушку.
— Ты как? Всё в порядке? — осторожно спрашиваю я.
— Всё отлично, — по-прежнему улыбается она и смотрит на меня как-то загадочно.
— Что они такое тебе делают? — киваю я на её ноги, уже полностью облепленные неприглядной на вид грязью, из которой торчат сломленные стебли и перемолотые листья и травы.
— Что-то на вроде депиляции, только народными средствами, — беспечно отмахивается она.
— А зачем?
— Чтобы кожа была гладкая и нежная, — щурится она. — Я же замуж выхожу.
— Так не скоро же.
— Дарина, я завтра замуж выхожу, — отвечает она и её улыбка сходит с лица, глаза становятся немного печальными, но всё равно светятся ожиданием счастья.
Судорожно сглатываю слюну.
— За кого же?
Я даже не сразу задаю ей этот вопрос, настолько у меня пересыхает во рту от столь неожиданной новости.
— За одного из тех женихов, что нам показывали вчера, — беспечно заявляет она.
— Шутишь? — вспыхиваю я. — Олеся, ты в своем уме?
— Нет, Дарин, я не шучу, всё серьезно. — Она обхватывает мою ладонь своими холодными руками и заглядывает мне в лицо. — Я поняла, что настоящей женщиной и матерью я смогу быть только здесь, вдали от суматошного и сумасшедшего большого города.
У меня леденеет сердце, и я ничего не могу сказать, дыхание перехватывает и мне не хватает воздуха.
— Когалы — настоящие мужчины, не то, что наши. Сильные, крепкие, надежные. Чтобы поддерживать здоровым
