сенсорный голод, и оставшись без внешних каналов связи, он, должно быть, испытал сильнейший шок — как испытывал всякий раз, когда происходило что-то, лично для него неприемлемое.
— Не беспокойся, — утешил профессор. — Думаю, широкополосный коннект быстренько приведет его в чувство.
— Но почему бы сразу не выпустить его в Плюс? — спросил Мирон. — Думаю, именно этого Платон и добивался… Я забрал конструкт у Технозон, чтобы они не могли его уничтожить, а следующим шагом — я так понимаю — было подключение его к Плюсу напрямую. Если он уйдёт в Сеть и распространиться, то станет бессмертным, верно? Ему уже никто не сможет причинить вреда!
— Видишь ли… — профессор поднял конструкт и аккуратно поднёс его к подготовленному гнезду. Ворсинки на торце модуля тут же встопорщились, зашевелились и потянулись к новому ложу. — С выходом в Плюс могут возникнуть проблемы.
— И какие?
— У нас нет нужной технологии, только и всего.
Мирон на пару секунд онемел.
— Но… я думал, мы просто выпустим его в Сеть, а Платон сам подыщет, где ему жить. Плюс-то большой.
— Ты рассуждаешь не как технарь.
— Дак я и не он, — Мирон пожал плечами. — Из нас двоих как раз братец — по этой части. А я так: побегать, пострелять… Ведь это он придумал, как засунуть мозг в этот железный ящик, а вовсе не я.
— Он? — переспросил профессор. — А разве… это был не ваш отец?
— Отец умер, будучи на пороге открытия, — вдруг из динамиков над головой раздался голос брата. Мирон с профессором синхронно подпрыгнули. — Ему не дали закончить проект. Поэтому я работал в строжайшей тайне. И тем не менее, чуть не опоздал. Рад с вами наконец-то познакомиться, профессор Китано. Для меня это большая честь.
— И я рад тебя слышать, Платон.
Было видно, что старик несколько не в своей тарелке, разговаривая с бесплотным голосом.
— Я изучил все ваши работы, профессор Китано, — продолжил разливаться соловьём Платон. — Особенно мне понравилось «Введение в основы интегрального Сатори». Великолепно. Я обнаружил в ней несколько спорных аспектов и хотел бы…
— Но я не публиковал эту работу! — воскликнул старик. — Она есть только на моём личном сервере, и…
— Я тоже нахожусь на вашем личном сервере, — заметил Платон с лёгкой, снисходительной укоризной. — А значит, на меня распространяются привилегии особого гостя и я вправе изучать всё, что считаю нужным.
В этот момент к профессору подбежал человек. В панике он затараторил по японски, брызгая слюной и судорожно взмахивая руками.
— Что он говорит? — спросил Мирон. Его Плюсы продолжали молчать.
— Что нас подвергли кибератаке, взяли под контроль, а сейчас перестраивают облачные кластеры.
— Не благодарите, — произнёс Платон.
— Так это ты взломал мою систему? — старику происходящее явно не понравилось.
— Не взломал. Просто решил немного прибраться… К слову сказать, и взламывать-то было нечего. Защита на уровне детского сада. Я уже оптимизировал производительность вашего дата-центра на тридцать процентов. А когда закончу, он будет работать эффективнее на сто пятьдесят…
— Вот такой он, мой братец, — буркнул Мирон. — Приходит, берет, что вздумается и сразу начинает командовать.
— Я сделал систему более функциональной.
— Чтобы тебе было понятнее, — Мирон на минутку замолчал. — Помнишь, ты наводил порядок на маминой кухне, а она каждый раз ругалась и расставляла всё по старому. Чашки, тарелки сковородки… Вспомни, что она тебе говорила?
— «У каждого додика своя методика»
— Правильно. И что это означает?
— Ей не хотелось, как лучше. Ей нравилось по-своему. О. Я понял. Профессор, приношу свои извинения. Мне следовало спросить вашего разрешения и согласовать действия.
— Чего уж там… Будь как дома, — махнул рукой старик. — Только сообщай моим ребятам о перестановках и… не делай ничего такого, чего бы не сделал на твоём месте я. Лады?
— Приму к сведению, профессор.
— Тогда развлекайся. А мне, кажется, надо присесть. И принять сердечных капель… Давненько я не испытывал такого стресса.
А Мирона одолевали двоякие чувства. С одной стороны — безмерное облегчение от того, что Платон никуда не делся и пребывает в добром здравии — или в чём он там может пребывать… Словом, чувствует себя прекрасно. С другой — он безумно боялся, что профессор возьмёт и скажет: так и так, мол, спасибо за всё, но теперь мы с твоим братом как-нибудь сами разберемся, а ты гуляй на все четыре стороны…
Ничего ведь, мать его, еще не кончилось! Отец был убит, Мелета покончила с собой, а брат стал призраком. Как после всего этого можно спокойно жить? Он прекрасно понимал: пока не разберется во всём, не узнает, что к чему и не сможет понять, как всё исправить — о нормальной жизни можно забыть.
Да и была ли она — эта нормальная жизнь…
Профессор Китано привёл Мирона в небольшую комнату — видимо, тут старик отдыхал во время работы. Открыв небольшой шкафчик, он достал мензурку и пузырёк. Накапал капель, одним махом выпил… Мирон с интересом наблюдал за его действиями.
После изобретения дермов — осмотических мембран, быстро и безболезненно доставляющих любые лекарства сразу в кровоток, — никто уже не пользовался мензурками.
— Хочешь? — спросил старик, кивая на пузырёк. — Настойка из корней пиона. Сам делаю… Успокаивает нервы, а заодно — сердечный ритм.
— Я бы лучше выпил стаканчик крепкого, — мотнул головой Мирон. Запах капель ему не очень понравился. Какой-то он был земляной. Очень уж натуральный.
— Это я тоже могу устроить.
Старик полез в ту же тумбочку и достал из неё литровую банку. Мирон еще подумал, что банка пуста. Но профессор, откупорив обычную пневмокрышку, налил в ту же самую мензурку прозрачной, как слеза, жидкости и протянул Мирону.
— Пей осторожно, — предупредил он. — Самогон, тройной очистки.
— Тоже сами гоните?
— Один мой товарищ, полковник в отставке. Большой, между прочим, мастер своего дела…
Сначала Мирон не почувствовал никакого вкуса. Будто сделал глоток воды. Но в следующий миг дыхание перехватило, сердце прыгнуло в горло, а сам он будто нырнул в воздушную яму, а потом взлетел к потолку.
— Ух ты!
— А ты думал… Но извини: больше не дам. А то зубы расплавятся.
Он убрал все банки, пузырьки и мензурки и включил электрический чайник. Поставил на пластиковый столик чашки, вазочку с какими-то липкими на вид коричневыми шариками и пару блюдец.
— Признаться, твой брат меня немного пугает, — сказал старик после того, как разлил кипяток по чашкам и бросил в каждую засушенный цветок хризантемы. Цветок от влаги тут же начал распускаться.
— Вы просто его плохо знаете, — сказал Мирон, как загипнотизированный, любуясь цветком в чашке. — Вот как узнаете получше, так и испугаетесь по-настоящему.
— На самом деле, меня тревожит другое… — профессор кинул в рот липкий шарик и принялся с аппетитом жевать. — Как много ему осталось?
— Что вы хотите сказать?
— Личность человека — разноплановая, непредсказуемая. Как долго Платон сможет оставаться таким?
— Когда вы поняли, что он — не программа?
— В тот самый момент, как он по собственной инициативе влез в нашу систему и начал обустраивать её по своему желанию. Программа не действует без команды. Но здесь и кроется опасность: как долго Платон сможет оставаться самим собой, не превращаясь в набор базовых функций и обусловленных рефлексов? Потеряет себя, как личность?
— Но вы же подключили его к своей сети. Он спокойно может распространиться на весь дата-центр…
— Вспомни, с какой скоростью он взломал наши — не самые лёгкие, смею заверить — коды и устроил генеральную уборку. Наш дата-центр для него — детская песочница. Человеку, с его многообразием психики, чтобы не деградировать, нужен постоянно меняющийся мир… Возьми, преступников прошлого века. До того, как их стали запихивать в Ванны… Человек, посаженный в одиночную камеру, запросто может сойти с ума — всего лишь потому, что ему не хватает впечатлений. Заключенные на долгие сроки, на воле не проявляя никакого стремления учиться, в тюрьме осваивали новые языки, философские доктрины и заучивали наизусть сложные поэмы. Этого требовал их мозг — потому, что ему не хватало внешних впечатлений.
— А моему братцу, с его интеллектом и сопутствующими закидонами, нужна самая большая в мире песочница, — кивнул Мирон. — Которой может стать Плюс. Но вы говорили…
— Что у меня нет нужной технологии, — кивнул старик. — И это правда. Но есть… один промежуточный выход. По крайней мере, он даст нам немного времени. Позволит сориентироваться.
— Промежуточный?
— Есть одна штука… Подпольная Нирвана. Её ещё называют «Полный Ноль». Она, в отличие от моей локальной сети, связана с Плюсом и может послужить Платону необходимым буфером для адаптации. Ну знаешь… чтобы не бросать малька сразу в океан,
