на нервы. Жжение под моей кожей — чуждое для меня чувство, и мне это не нравится.
Мои мышцы подергиваются, и я изо всех сил пытаюсь удержать их неподвижными. Ее приглушенные крики извиваются у меня в ушах и вгрызаются в меня, как острые маленькие кроличьи зубки. Я тянусь за пистолетом, но не могу заставить себя схватиться за рукоятку. Это было бы слишком громко и грязно, а копы не спускают глаз с этого сомнительного комплекса. На данный момент они практически живут в одном помещении. Вместо этого я вскакиваю, пока он слишком занят, толкая между ее ног свой крошечный член и тяжело дышит, как будто он может кончить еще до того, как войдет в нее.
Это было бы очень кстати, на самом то деле.
Я хватаю его за шею и начинаю душить, он отпускает Селену, его твердый член смягчается. Руки Родни цепляются за мои запястья. Это жутко похоже на то, как она боролась с ним. Мои губы сжимаются, когда я крепко держу его за шею, не позволяя ему сделать хотя бы половину вдоха.
Селена подтягивает штаны, ее грудь вздымается, когда она бежит к двери.
— Не смей, кролик. Там будет еще один, точно такой же, как он, поджидающий тебя. — Мои слова выходят напряженными, поскольку я борюсь с весом человека, сражающегося за жизнь.
Она останавливается, ее рука на дверной ручке. Она должна знать, что тьма просто скрывает монстров — таких монстров, как я, и определенно таких, как он.
Меня тошнит от борьбы. Отпускаю Родни на секунду, чтобы схватить его за голову и свернуть шею. Знакомый треск пробегает по моему позвоночнику, и я опускаю его тело на землю, вытирая кровь с рук от того, что он вцепился в меня. Я смотрю на Селену. Ее глаза полны заслуженного недоверия. Я выставил на продажу то, что мне не принадлежало. Она рывком открывает дверь и выбегает из здания. Качая головой, хватаю удостоверение с пола и следую за ней.
— Кролик! — Я кричу ей вслед, когда она бежит к машине. Я ускоряю шаг, чтобы догнать ее. Когда подхожу достаточно близко, чтобы схватить ее, то прижимаю к машине, поворачивая лицом к себе. Заставляя смотреть мне в глаза.
— Пошел ты, — кричит она. Ее тело дрожит, и страх проходит через нее. Она все еще в ловушке того момента с ним, даже вдали от квартиры. Ее жесткий взгляд впивается в меня. Я заслуживаю, чтобы меня так кусали, но ее слова все еще бесят меня. Мой ответ на ее укус будет более сильным, она знает меня достаточно, чтобы это понимать.
Я наклоняюсь к ней, кладу руку на ее нежное горло. Белки ее глаз — это все, что вижу на темной парковке. Она увидела, что я сделал одним быстрым движением, и вот я здесь, с рукой на ее хрупкой маленькой шее.
— Не будь такой болтливой, кролик, — говорю я. Чувствую биение ее сердца под своими пальцами. Нервный пот покрывает ее кожу.
— Ты пытался продать меня! — говорит она напряженным голосом.
— Скорее… одолжить тебя. — Я пытаюсь рационализировать себя так же, как и ее. То, что я сделал, было хреново, да, но иногда невозможно изменить то, кто ты есть, даже перед лицом чего-то настолько отличающегося.
Ее кожа горячая, пылающая от гнева и… чего-то еще. Это течет по ее венам. Она резко вдыхает, глядя на меня с эмоциями, которых я никогда не видел ни у одного человека.
Это взгляд человека, который только что сломался.
— Убей меня. — Ее голос звучит тихо и слабо, но почему-то все еще уверенно.
Я поднимаю бровь, но сомневаюсь, что она видит это в темноте.
— Что?
Она позволяет еще одному теплому дыханию омыть меня.
— Я сказала… убей меня. — На этот раз ее голос дрожит.
Я опускаю руку с ее горла и кладу на ключицу. Она лишила удовольствия охотиться на нее. Ее страх мутировал в капитуляцию на моих глазах, подавляющее чувство разбитости, которое захлестывает нас обоих. Это заразно. И я не могу сказать, что когда-либо испытывал такую печаль, даже когда меня избили до полусмерти в детстве или когда понял, что моя жизнь закончилась, когда стоял перед судьей. Это некомфортное и чуждое чувство, и я не могу представить, что буду жить в этом состоянии вечно, как она. Я понимаю, почему она хочет умереть.
Если она умрет, эта пустота умрет вместе с ней.
— Это действительно то, чего ты хочешь, кролик? — Спрашиваю я, убирая свободной рукой ее потные темные волосы с щеки.
— Я в любом случае мертва. Больше не хочу играть в эту игру. Возьми машину. Делай что хочешь. Просто… не могу… сделать это. — Ее мир рушится вокруг нее, сокрушая. И это все моя вина. Ну, не совсем. Очевидно, что ее муж — гребаный мудак. Он сломал ее, прежде чем я взял и создал последнюю трещину, которая расколола ее на части.
Я наклоняюсь к ней, прижимаюсь лбом к ее лбу и убираю руку с ее груди.
— Садись в машину, маленький кролик, — шепчу я. — На заднее сиденье.
Она колеблется, прежде чем взяться за ручку и сесть в машину. Я подталкиваю ее и сажусь рядом с ней.
— Ты уверена, что это то, чего ты хочешь? — Спрашиваю я, наклоняясь к ней и кладя руку на изгиб ее шеи. У нее такое хрупкое горло. Я едва замечал это до сегодняшнего вечера, и вдруг это все, о чем я могу думать. Как она похожа на стекло в моих руках. Но если она действительно этого хочет, она выбрала правильного человека, чтобы попросить. Я единственный, кто может сделать это, не задумываясь дважды. Не теряя сна. Для меня всегда было и будет легко отнимать жизнь.
Свет фонарей отключается, окутывая нас темнотой, и я чувствую теплоту слез на своей руке. За исключением нескольких тихих всхлипываний, здесь тошнотворно тихо. Она кивает головой, и я чувствую движение в пределах моей досягаемости. Она кажется такой уверенной, заставляя меня думать об этом. Мои мышцы подергиваются, и я жажду дать ей разрядку, которую она хочет.
Я наклоняюсь и шепчу:
— Если это то, чего ты хочешь, я сделаю это для тебя. — Мой голос дрожит, что для меня нехарактерно. Чувствую сомнение в животе, какой-то ноющий дискомфорт, который никогда не испытывал ни при одном убийстве, которое совершил. И это убийство, даже если она сама хочет умереть.
Мои руки поднимаются выше, чтобы схватить ее голову с обеих сторон. Она расслабляется от