Когда сонливость отступает окончательно, понимаю, что плохое самочувствие у меня не просто так. Иду в ванную и убеждаюсь в своей догадке – начались эти дни. Раньше, чем должны были. Наверное, всему виной стресс.
Умываюсь, привожу себя в порядок и спускаюсь на первый этаж. Колено все еще болит, но уже не так сильно. Я почти не хромаю.
На кухне застаю Глеба, отчего сердце уже привычно пускается вскачь. Стараюсь не придавать значения и вести себя непринужденно.
Старший Орлов вновь колдует у кофе-машины. Заметив меня, оборачивается, смеряет внимательным взглядом.
– Доброе утро, – приветливо улыбаюсь я. – Егор уже уехал на работу?
– Доброе, – сдержанно отзывается старший брат. – Да, уехал. Просил накормить тебя завтраком, когда ты проснешься.
– Он иногда немного перегибает с заботой, – смущенно отвечаю я. – Не беспокойся, я сама сейчас что-нибудь приготовлю.
Бодро иду к холодильнику, колено от такой походки начинает болеть чуточку сильнее, но я мужественно терплю. И опрометчиво оказываюсь к Глебу спиной.
– Ой! – вскрикиваю, когда сзади меня обхватывают за талию и с легкостью поднимают в воздух. – Глеб, что ты…
Смущение, возмущение и еще бог знает что охватывает меня с ног до головы, когда я оказываюсь у него на руках, прижатой к его груди.
– …что ты делаешь? – испуганно спрашиваю, глядя ему в глаза. Которые находятся сейчас так близко. Непозволительно близко.
Уголки его губ дергаются вверх, будто в намерении улыбнуться, но все же Глеб не улыбается. Просто смотрит на меня так, что захватывает дух.
Несет меня куда-то, заставляя запаниковать. Но это чувство не успевает перерасти в нечто большее, потому что вскоре он бережно усаживает меня за стол.
– Садись, сестренка. И сиди, – строго приказывает Глеб. – Ты ешь яичницу?
– Ем, – едва слышно произношу я, продолжая обескуражено хлопать глазами.
– Вот и славно, – отзывается он, отправляясь к холодильнику.
В тихом шоке я наблюдаю, как Глеб готовит мне яичницу. Сейчас он с легкостью мог бы поджарить её на моих щеках.
Когда буря внутри начинает утихать, я судорожно пытаюсь понять, как относится к его выходке. Глеб только что поднял меня на руки. И следом назвал «сестренкой». То есть, с его стороны это такая «братская» забота? Я так должна это воспринимать? Интересно, при Егоре он тоже может выкинуть нечто подобное? От одной мысли об этом под ложечкой неприятно сосет.
Вскоре на стол передо мной опускается тарелка с двумя идеальными кругляшами глазуньи и ароматный латте. Глеб садится напротив с одинокой чашкой кофе.
– Спасибо, – тихо произношу я.
– Пожалуйста.
– А себе почему не сделал? – зачем-то спрашиваю, кивая на свою тарелку. Вместо того чтобы сказать ему «больше так не поступай».
– Я не завтракаю, – отвечает он.
– Понятно…
Опуская взгляд, начинаю есть. Глазунья у Глеба получилась что надо. Видимо, кулинарный талант – это у Орловых семейное. Однако каждую порцию яичницы я запихиваю себе в рот через силу. В груди все горит от ощущения неправильности происходящего. Я должна была возмутиться его действиям, а не принимать это как само собой разумеющееся. Хотя бы упрекнуть, сказать, чтобы больше так не делал… А я сижу и трусливо молчу.
Поднимаю взгляд, ловлю на себе ответный, мгновенно смущаюсь и снова опускаю глаза. Это какой-то кошмар.
– Глеб, пожалуйста, не делай больше так, – все-таки выдавливаю из себя, так и не осмеливаясь больше взглянуть старшему Орлову в глаза.
– Как? – невинно интересуется он.
– Не поднимай меня на руки, – глухо поясняю я.
– Почему?
Он издевается?
Вскидываю голову и с пылающими щеками смотрю на его невозмутимое лицо.
– Потому что это неправильно, – медленно произношу. – Неужели ты сам этого не понимаешь?
Глеб собирается что-то мне ответить, но не успевает. По кухне разливается трель телефонного звонка, доносящаяся из моего кармана.
Выуживаю трубку, бросаю беглый взгляд на экран и слишком поздно осознаю, что недовольно кривлю лицо. Звонит Ринат. Что ему могло понадобиться от меня в такую рань? Но как бы там ни было, разговаривать при Глебе со своим боссом даже не собираюсь. Сбрасываю звонок и торопливо прячу телефон обратно в карман.
– Кто звонил? – интересуется Глеб.
– Да так, с работы, – морщусь я, с нарочитым усердием начиная ковырять вилкой яичницу.
– Почему не ответила?
Раздраженно прикрываю на секунду глаза. Поистине, «почему» – это любимый вопрос Глеба!
– Не хочу сейчас ни с кем разговаривать. Потом перезвоню.
– Вдруг что-то важное, – справедливо замечает он.
– Вряд ли, – сухо произношу я, продолжая орудовать вилкой.
Проклятый телефон начинает звонить вновь. Сую руку в карман и, не извлекая оттуда гаджета, пытаюсь нащупать рычажок выключения звука на боковой панели корпуса. Через пару секунд мне это, наконец, удается, и я возвращаюсь к трапезе.
Глеб пристально наблюдает за мной, склонив голову на бок. Больше ничего не спрашивает и не говорит.
Мне почему-то становится неловко. Мало ли что он мог подумать?
И тут же злюсь на себя за такие мысли. Какое мне до этого дело? Глеба уж точно не касается, кто мне звонит. И отчитываться, почему не отвечаю на звонки при нем, я не обязана.
– Спасибо большое за завтрак, – вежливо благодарю, отодвигая от себя наполовину опустевшую тарелку. – Я, пожалуй, пойду наверх.
Глеб не произносит в ответ ни слова. Продолжает молча наблюдать за мной, слегка сузив глаза.
Я встаю и торопливо ухожу из кухни, даже не потрудившись убрать за собой посуду со стола.
4 главаСижу на подоконнике в нашей с Егором спальне, смотрю вдаль. Люблю иногда вот так забраться сюда с ногами, прихватив с собой пару подушек с кровати. Одну подкладываю себе под спину, чтобы комфортно было опираться на оконный откос, а вторую просто обнимаю, прижав покрепче к груди. Вроде мягкой игрушки. Это нехитрое действие дарит мне ощущение уюта.
Из этого окна отлично просматриваются горы. Бескрайние, величественные, с живописными белыми шапками на самых острых вершинах. Обожаю ими любоваться. Произведение искусства, созданное самой природой.
Могу часами сидеть здесь. Думать, мечтать… Зимой еще обязательно беру с собой чашку горячего кофе или какао с молоком, но летом вполне достаточно открытого окна, овевающего лицо свежего ветерка и ярких солнечных лучей, заставляющих иногда щуриться, пряча глаза за ресницами.
Вот только сегодня мне ничего не достаточно. Как ни стараюсь, не могу проникнуться величием природы. Расслабиться, отвлечься, подумать о чем-то приятном. Сижу напряженная вся, как струна, и чего-то жду. Сама не понимаю чего. И лишь когда из гаража появляется и вскоре покидает территорию дома черный внедорожник Глеба, осознаю, что ждала именно этого.