об осторожности, и врезалась в спинку кровати Антонии. Кое-как доковыляла до собственной и свернулась под одеялом.
Пока я лежала без сна, зловещий шёпот не выходил у меня из головы:
«Доброй ночи, Люси. Спи крепко».
Под одеялом скоро стало жарко, как в печке, но меня бил озноб. Не давал покоя голос из шкафа: невнятный и странный, словно кто-то пытается говорить с полным ртом глины. И что самое жуткое: он не мог принадлежать Антонии.
Глава 9
Я ещё не проснулась, когда Антония дёрнула меня за ногу с такой силой, что, выскользнув из-под одеяла, я грохнулась на пол.
– Ай! – я сердито смотрела на сестру, но той было хоть бы хны. Сестра усердно натягивала на себя резиновые сапоги.
– Да вставай же ты! – страдальчески морщась, она старалась напялить на ногу розовый сапог, из которого выросла размера на два. Сапоги давно потрескались во многих местах и пропускали воду. Но два года назад ей подарили их на Рождество, и она надевала сапоги только в самых особых случаях: скажем, мы шли смотреть фейерверки в День независимости или маме удавалось принести с работы полпинты искусственного кленового сиропа для оладий на пятничный ужин. Я мигом поняла, что сестра неспроста подвергает себя мукам, втискиваясь в тесную обувь.
– С чего это я должна вставать? Сегодня суббота, – я поднялась с пола и нависла над нею, скрестив руки на груди и стараясь выглядеть как можно более внушительно. – Я есть хочу. Если и встану, то только на завтрак.
– Потом поешь. – Наконец сапог оказался на ноге.
– Но я уже голодная, – возразила я. – Что бы там ни было, оно подождёт.
– Нет, не подождёт. – Антония ласково погладила что-то, завёрнутое в полотенце, я только сейчас заметила свёрток. – Ей там трудно дышать.
Даже не обладая способностями Шерлока Холмса, было легко догадаться, что спрятано внутри. Я сделала вид, что мне всё равно. Я уже решила, что Антония нарочно обманула меня вчера, изменив голос, тем не менее в присутствии Баю-Бай мне сразу стало не по себе.
– И что случится сегодня? – спросила я, но смотрела при этом на полотенце, будто ожидала получить ответ оттуда.
– Увидишь, – Антония хихикнула. – Большой сюрприз!
Я натянула джинсы и свитер и вышла за Антонией из комнаты. Эта её манера играть по своим правилам злила меня всё сильнее, но спорить с нею я устала.
Мама ссутулилась на своём диване, держа в руках кружку с горячим растворимым кофе. Она была бледной, с мутными глазами – как всегда рано утром. Я знала, что, если сейчас говорить быстро и много, она не станет приставать с вопросами. Антония зажала под мышкой завёрнутую в полотенце Баю-Бай.
– Привет, мама, – сказала я. Она небрежно кивнула. – Антония нашла на дороге батон хлеба и зачем-то принесла домой, но я велела ей забрать его отсюда. Мы покрошим хлеб, накормим птиц и быстро вернёмся. Можно?
– М-можно, Веснушка, – мама снова кивнула. По-моему, она толком и не слышала моей пламенной речи. Я пихнула Антонию в бок и губами изобразила: «Скорее!» Она кивнула и улыбнулась так широко, что у меня заломило зубы.
Оказавшись снаружи, Антония первым делом помчалась к гинкго. Остановилась под деревом и всмотрелась в крону.
– И ради чего такая спешка? – Мне надоели эти игры. – Я же сказала: пока слишком рано, листья ещё не падают.
– Погоди-ка, – сказала она. – Я вроде видела вчера, что один вот-вот оторвётся. – Она откинула край полотенца, чтобы видеть лицо Баю-Бай. – А ты что думаешь, Баю-Бай? Полагаешь, уже пора?
Мы обе посмотрели на Баю-Бай, как будто и правда ожидали, что кукла ответит. Однако стеклянно блестевшие глаза не отражали никакой мысли. Я покачала головой: откуда вообще появилась идея, что Баю-Бай способна думать? – и посмотрела вверх.
Изнанка листьев гинкго казалась бледно-зелёной на фоне неба. Судя по всему, ни один лист сегодня не опадёт.
– Видишь? – сказала я. – Ничего сегодня не будет.
– Видишь? Ничего сегодня не будет! – передразнил меня писклявый голосок.
Ледяные пальцы, холодные, как сам февраль, впились в мои рёбра. Я заставила себя отвернуться – только чтобы увидеть, как Гас Альберто со своим дружком Зуги крутят педали, поворачивая на нашу улицу.
Я знала об их привычке гонять в поисках приключений на своих грязных великах, но ещё ни разу не замечала в парке трейлеров. И была совершенно не готова к встрече. Не здесь, не сейчас. Мне захотелось убежать по тропинке за нашим трейлером, нырнуть глубоко в реку и прорыть туннель до самого острова.
Зуги заметил меня и ткнул в нашу сторону длинным грязным пальцем:
– Гас, смотри-ка, что это тут? – Его физиономия скривилась в привычном хорьковом оскале. – Оно говорящее?
Они застали меня врасплох. Мне нельзя было прятаться, раз рядом стоит Антония. Мои ноги словно приросли к месту, а ледяные пальцы так стиснули мозг, что в глазах помутилось.
– Чего-чего? – Зуги демонстративно поднёс ладонь к уху. – Ты ещё что-то сказала? – Одно я знала про Зуги совершенно точно: если он решил, что шутка смешная, то повторит её не меньше двадцати раз. А моя роль молчаливого чучела веселила его ещё больше.
– Привет, Гас, – сказала Антония, как будто не замечая издёвок Зуги. Она спрятала Баю-Бай за спиной и перекатывалась с пятки на носок, улыбаясь от уха до уха.
– Ой, а это что? – воскликнул Зуги. – Это тоже говорящее!
– Конечно, я говорю, – сказала Антония. – Но я говорю не с тобой.
– Кончай, Зуги. – Гас как-то странно дёрнул головой. – Поехали отсюда.
– А что вы тут делаете? – поинтересовалась Антония. Гас едва заметно кивнул ей в ответ. И тут же опасливо покосился на Зуги: а вдруг тот заметил?
И мне неожиданно стало ясно, что Зуги – единственный, кого развлекают его же злые шутки. Гас, красный, как рак, уставился на руль. Похоже, он понятия не имел, что мы здесь живём, и был рад встрече не больше, чем я.
Вчера вечером Антония собиралась идти с Гасом на Хеллоуин. Тогда я решила, что это очередная фантазия. Но, судя по поведению готового провалиться сквозь землю Гаса, она говорила правду. Было заметно, что Гас не хотел, чтобы об этом узнал Зуги.
Но Антония ни о чём не подозревала. Вся такая загадочная и сияющая – она только что не парила над землёй.
– Ты всё ещё собираешься идти на танцы в Хеллоуин? – обычно таким тоном задают вопрос, когда знают ответ.
Я мысленно умоляла Антонию замолчать, а Гаса – схватить в охапку
