в себе. Давай спокойно поговорим…
— Поговорим, — кивнул Игорь и добавил, — и не обзывай, пожалуйста, Любовь Васильевну. Мне это не нравится.
— Я не обзываю, Игорь! — нелогично заюлила Райка, — но вот зачем ты её защищаешь?
— Я её не защищаю!
Пока они спорили, плохая я или хорошая, я огляделась. Думаю, Любаша здесь иногда, по-соседски, бывала. Я же заглядывала через порог единственный раз: когда только пришла в этот дом и уринолюбивая Ивановна бегала проверять насколько выкипела моча. Она тогда не закрыла дверь, и я увидела фрагмент её жилища.
Ну что сказать? Нужно отдать должное Райке, в квартире стало чисто и въевшийся запах застарелой мочи и старости практически выветрился. Она даже обои, я смотрю, и то переклеила. К свадьбе готовилась, очевидно.
Старалась.
— Где вещи Ивановны? — спросила я, оглядывая обстановку.
Райка аж задохнулась от возмущения и стала похожа на рыбу, выброшенную на берег. Да, аллегория избитая, но именно что на рыбу она сейчас и была похожа. Причём на рыбу-сома. Хотя по менталитету стояла ближе к барракуде.
— Пошла! Вон! Я! Сказала! — её визг, и так высокий-высокий, перешел ещё на две октавы выше, почти в ультрафиолет. У меня чуть барабанные перепонки не полопались.
— Не ори, — попросила я, ковыряя в ухе (заложило).
— Раиса, прекращай истерить, — сказал Ингорь, — Любовь Васильевна только возьмет вещи твоей тёти и всё.
— С какой стати⁈ — вызверилась Райка.
— Ей переодеться надо, — тихо сказал Игорь.
— Ничего ей не надо! — завила Райка. — Она тебе наврала!
— Она в больнице и ей нужны чистые вещи — одежда и постельное бельё, — пояснил Игорь, — Любовь Васильевна возьмёт.
— Ничего ей не надо! Что за враньё!
— Это правда.
— Это неправда! Ложь! Эта тварь тебе наврала! Не знаю, зачем! Может, чтобы отомстить мне! Сама, небось, на эту квартиру глаз положила…
— Раиса, ты что такое говоришь?
Продолжение дискуссии я уже не слушала, так как, наконец, сообразила, где могут находиться вещи Ивановны. У неё двухкомнатная квартира. В одной комнате была спальня, в другой, по советским правилам — зал. Ну, или гостиная, если другими словами. Логично, что Райка спала в гостиной, там же она и ремонт сделала. А вот к спальне Ивановны она ещё не добралась. Поэтому я сразу же направилась в дальнюю комнату.
Так и есть. Старый советский пузатый гардероб светло-кофейного цвета с огромным, чуть искривляющим изображение, зеркалом, над которым были вразнобой прилеплены три овальные наклейки с советскими моделями, занимал добрую треть комнатушки. Кровать была самая простая, как и продавленное кресло с истёртой обивкой, старый торшер и небольшая прикроватная тумбочка, густо уставленная какими-то баночками и пузырьками. Судя по запахам — с особо тщательно выпаренной уриной. Шторы были тоже старыми, штапельными, с узбекскими узорами, которые чередовались с красными пятиконечными звёздами.
Мда, Ивановна вела крайне аскетичный образ жизни и явно была стоиком. Иначе как жить в таких условиях — не представляю. Возможно поэтому она и подсела на керосин и выпаренную мочу. У меня в знакомых, в той, прошлой жизни, была женщина, которая, если совсем рутина и быт заедали и становилось тоскливо, ехала в глухую деревню, где снимала убитую избушку под дачу. Сортир на улице, печка дымит, пол земляной, крыша протекает, хворост для растопки из леса надо носить, воду — из колодца, который далеко. В общем — условия ужасные. Зато буквально после недели такой жизни она возвращалась обратно и с огромным наслаждением жила своей прежней жизнью. Радовалась тёплому унитазу, стиральной машинке, бойлеру и горячему душу. Так что, может, и Ивановна также? Навернёт стаканчик керосина, запьёт его мочой и потом смотрит на всё это убожество более благодушным взглядом?
От таких мыслей я хихикнула и пошла собирать Ивановне вещи.
В шкафу я обнаружила стопку постельного белья. Когда-то оно было белым. Нет, Ивановна стирать его старалась, причём явно регулярно. И даже крахмалила и гладила. Но от частого использования и множества стирок оно давно приобрело серовато-молочный цвет.
Ну да бог с ним, зато чистое. Я вытащила пододеяльник и развернула (проверить, полутора спальное или вдруг, не дай бог, двуспальное). Затем наступил черёд одежды.
Мда, с бельём у Ивановны ещё хуже. Я перерыла все её панталоны и поняла, что лучше я завтра схожу в магазин и куплю ей новые. Потому что в таких в больницу нельзя. Но я всё равно отложила двое (вдруг не попаду в магазин или не будет в продаже, а второй раз идти сюда я не пойду). Нательные рубашки и чулки тоже не порадовали. Зато халат я нашла почти новый, байковый.
Отлично. Я отложила его на кучку к постельному и белью.
На самой верхней полке я обнаружила и вытащила вязанную кофту — надо тоже взять, будет по коридору ходить, так теплее.
К сожалению, платка я не нашла. Но это ничего, у Любаши была целая коллекция разных, какой-нибудь уж выделю. И носовички тоже.
Полотенца я, кстати, тоже забраковала. Дам ей ещё одно своё, а не вот этот ужас.
В общем, всё это я сложила. Оставалось теперь мыльно-рыльные вещицы взять.
Я сунула барахло в наволочку и, чтобы опять не возвращаться сюда, пошла в ванную.
Игорь и Райка продолжали ругаться в коридоре.
— Я не бросала!
— Я сам всё видел!
— Игорь, она тебе врёт! Это такой человек, не успокоится, пока не испортит кому-то жизнь!
— Раиса, прекрати! Я был там! Ты меня слышишь! Я там был и всё видел! Своими глазами!
— Где ты был?
— В больнице! В больнице я был, Раиса!
— Как в больнице? — растерянно пролепетала Райка, — а как ты туда попал?
— И я видел твою тётю эту, Ивановну. Она же там практически с голоду умирает. Ей же даже переодеться не во что! Мыла нет руки помыть! Ничего нету! Как ты так можешь⁈ Ты живешь в её квартире, пользуешься её вещами, а занести ей мыло и кусок хлеба не удосужилась!
— Я заносила!
— Ты мне врёшь!
— Я не вру, Игорь! Это тётка моя врёт. Она старая и у неё с головой проблемы. Ей что заноси, что не заноси — она ничего не помнит через полчаса, — начала выкручиваться Райка.
— А дежурная медсестра? Она тоже врёт? А санитарка врёт⁈ — возмущённо вскричал Игорь, — все вокруг
