лишь непоправимые несчастья».
Врангель рассказал, что на эскадру для плавания на восток командирами кораблей назначены будут Майдель, Астафьев, Стааль, Брюммер, Гревенс, Федорович, Мацкевич. Прекрасные офицеры. Умеют управляться и с парусами, и с матросиками, и с механиками, и с кочегарами. Рукой воспитывают.
Рейтерн спросил про Эгершельда и Шефнера. А потом вернул мысли Фердинанда Петровича к делам семейным.
— Василий Степанович о себе пишет, что он хороший мызник, — сказал Мишель, — он не для Петербурга. С уходом в отставку мог бы стать во главе одного из новых частных коммерческих предприятий, чья деятельность будет связана с морской торговлей и с перевозками грузов. Создается, как вы знаете, дядюшка, солидная компания пароходства и торговли для транспортировки между Рыбинском и Петербургом, по рекам и каналам, для чего должна быть капитально улучшена вся система каналов. Казна отпускает на это субсидии. Дело требует энергии, при расширении и углублении сооружений, и создания большого флота из барж и буксирных пароходов. Завойко мог бы быть драгоценным вкладом. С его настойчивостью он приведет в порядок весь наш гнилой болотистый север.
Чуть заметно Врангель поморщился.
Дела о путях сообщения и перевозках грузов решались с ведома военного и военно-морского ведомства, с тем чтобы на случай войны все держать наготове. Хотя формально независимые частные предприятия и деятельность директоров компании, эксплуатирующей каналы, вне компетенции Врангеля. В интересах Адмиралтейства, чтобы в числе управителей был опытный моряк.
Рейтерн сказал, что Завойко боевой адмирал с прекрасным послужным списком и в экономике ведения войны понимает больше всех петербургских экономистом и стратегов вместе взятых. Он честен, к тому же коренной русский, на каналах и болотах засилия не заведет.
— Ох, беда с этим Завойко! — воскликнул Фердинанд Петрович. — Да, мызник он отменный, что и Доказал на Камчатке. И смелый воин в бою. Но он не терпит никаких возражений и на всех жалуется. Если взял себе что-то в голову, то не отступится и не согласится уступить, хоть кол ему теши на лбу.
Когда-то так мил был он Врангелю. В свое время племянницу Юленьку отдали за Василия Степановича. Он был молод, на хорошем счету, бывал в морских боях и отличился. Увлеклась им, полюбила. Племянница Юлия, дочь покойного профессора Георга Врангеля, отправилась с мужем на восток.
Надеялись, что со временем Завойко станет правителем колоний в Америке. Но Завойко ушел на службу короне. А получал Русскую Америку как в приданое, как в наследство от дядюшки. Но Муравьев его сманил. Характер Завойко стал меняться. Учившийся не в Петербурге, а в морских классах, в Николаеве, где выпускают далеко не светских моряков, он перещеголял всех петербуржцев.
— Да, он смелый моряк и хороший хозяин. На востоке пошел в гору, там не смотрят на воспитание, все сойдет, там нужны люди, умеющие работать и сражаться, знающие не паркеты и не по-французски, а хозяйство и мореплавание, в чем Завойко не откажешь. Но как поставить его во главе столичной компании? Он безграмотен!
«Все это выпалил наш дядюшка!» — подумал Мишель.
— Многие наши морские офицеры и капитаны высокого происхождения, вышедшие из морского корпуса в Петербурге, не лучше. И всю жизнь остаются безграмотными.
— Да, бывают безграмотны и английские и французские офицеры при всем их лоске, — согласился Врангель. — Особенно у англичан — мореные дубы особой породы. Такой и не пишет, и не разговаривает ни с кем, и его не узнаешь.
— Безграмотность — бич России, недостаток всех наших сословий. Вы полагаете, дядюшка, что в Петербурге редки безграмотные сановники и даже высшие государственные деятели, за которых трудится мелюзга. Сами они только расписываются. Таких гораздо больше, чем можно предполагать. Прежде чем нашим русоперам, — не удержался Рейтерн, — да тягаться с немцами, им надо научиться своей же собственной грамоте, выработать аккуратность, точность, краткость в суждениях. Но нашему бы теляти да волка съесть! Трудолюбию в скучных, но повседневных делах. Отбросить спесь, лень и зазнайство, забыть свои проекты переустройств из-за того, что лень работать. Завойко в грамоте отстал, но он аккуратен и трудолюбив, это машина, а не человек… За его детьми будущее. Немцы, как я замечаю, по-русски пишут грамотней и литературней, чем сами русопяты, которые языка своего не ценят и выработали по лени особый чиновничий язык, которым и излагают все государственные мысли, наводя даже полезным делом смертельную скуку на всех, кому приходится их слушать по долгу службы или читать их бумаги. Они внушают этим отвращение к любому государственному делу.
— Нет, и этого нельзя скрыть, — ответил Врангель, — талант и ум есть.
— Талант нуждается в обработке.
— И это есть.
— Пример выработки национального характера, которого не знает ни одно государство, подаст со временем всему миру Пруссия.
Рейтерн закусил удила.
Юля — сестра его покойного друга Вильгельма.
В минуты отчаяния и разлада с женой Завойко собственноручно писал безграмотные послания, которые читать нельзя без отвращения. Ябеды, зависть, озлобление в каждой строчке. Если же написано грамотно, без ошибок — значит, Василий Степанович не в ссоре и в семье спокойно и Юленька разделяла все его труды…
«Я считаю себя несчастным человеком, судьба бросила меня… Нельзя передать, какие я несу мучения… — писал он Врангелю. — Офицерство здесь на востоке ето страм, что ето за люди страм… А ежели Высокопреосвященный да поведет кляузы к которым охотник и суется не в свое дело… А население Камчатки все во власти попов, которые тут всесильны, так как здесь продолжаются времена инквизиции».
Никого не щадил. Юленька, бедняжка, все вытерпливает. Упрям, крут, суд его краток, но Юленька смягчает ему нрав. Он себя в обиду не дает, но при этом на всех жалуется. Солдаты и матросы любят его, чувствуют простой характер, а он знает, чем взять работника.
— Ныне Завойко адмирал, герой Камчатки, нанесший за всю войну единственное поражение флоту союзников.
Английский адмирал Прайс после первого штурма, видя сильный отпор и недостаточность своих средств, ожидая поражения, взял ответственность на себя и застрелился, давая возможность своей эскадре отменить штурм и уйти. Так Василию Степановичу этого мало. Он всюду пишет и уверяет, что адмирал Прайс не застрелился, а что это подлый обман, а на самом деле он убит выстрелом русского орудия, которое наводили его герои, камчатские артиллеристы, следуя указаниям самого Завойко, отстранившего в разгар боя нерасторопного офицера.
«Такие противоречия! — полагал в досаде Врангель. — Герой войны, герой труда, а иногда как кляузник и ябеда. Вдруг ему покажется, что все у него крадут славу. Мало ему своих уличать, взялся за англичан, что и они обманывают его, не могут
