глазах сорвался с высоты и упал на связки арматуры.
— Ммм, боже… — Фамилин устало провел ладонью по лицу, вновь вздыхая и мотая головой. — Чудо, что там ничего не торчало и он не напоролся на железки всем телом.
— Это да… — произнес Сезонов, глядя в столешницу.
— Объяснения по данной ситуации — в письменном виде, сегодня, — генерал быстро взглянул на подполковника.
— Так точно.
Фамилин протянул руку в сторону вертикального настольного органайзера и достал красную папку. Вынув из нее лист с текстом, генерал послал его по гладкой столешнице в сторону Сезонова. Какой-то документ с подписями.
— Что это? — поймав его, накрыв ладонью, подполковник посмотрел на генерала.
— Читай, — тот слегка кивнул.
Сезонов взял лист в обе руки и пробежал по тексту глазами.
— О, — выдавил он приятно-удивленно.
Это был приказ о присвоении Власову очередного воинского звания.
— Давно пора, — произнес Сезонов. — Жаль, что сейчас с ним… такие обстоятельства…
— М-да, — протянул Фамилин, просверливая неподвижным взглядом стол. — Через неделю на общем собрании хотел объявить.
— Он не встанет на ноги к этому времени. Недели две минимум, — подполковник приподнялся и вернул лист Фамилину.
— Ну, приказ его дождется, — генерал принял документ и вернул его в красную папку. — Встанет в строй, тогда при всех и выкажем ему честь. Под новый год подарочек такой… Ладно. Иди работать.
— Есть. — Сезонов развернулся в кресле и вышел из-за стола.
— За тобой — контроль состояния Власова, каждый день. — Фамилин поднял на него глаза.
Подполковник молча кивнул.
5.
Компрессионная повязка вокруг головы неприятно давила на затылок — прямо на твердую шишку, которая никак не желала заживать. Вечно хотелось расчесать ее, да только к одной руке всегда протянута катетерная трубка, а другая, вывихнутая, еще продолжает ныть и гудеть, когда совершаешь любое движение даже несмотря на то, что она в гипсе.
— В общем не справился я. Провалился, — вздохнул Власов после описаний событий, приведших его сперва на операционный стол, затем — в палату.
— Ты выполнил задачу поважнее: жив остался, — кивнул Сезонов. — А с этим твоим «гончим» разберутся: его поймали, скрыться быстро не удалось, обрабатывают граждане с Лубянки.
— Серьезный тип?
— Сам он нет, первый месяц промышлял, причем ловко и споро. Но выдал своих нанимателей. А те граждане гораздо серьезнее. Нашли на них дельце, которое было за давностью лет и за которое уже ответили. Сейчас повторно начали тем же заниматься. Ты стал невольным свидетелем злонамерений одного из членов этой группировки. Через одного этого парня расстроил план всей банде.
— ЧГП что?
— Лечись, говорит.
Было большое желание раскрыть капитану секрет прямо сейчас, но Сезонов пообещал Фамилину ни в каком виде не намекать Власову на его повышение.
— Да я хоть завтра выйду, честно. Не на две же недели или больше! У меня так-то куча поводов выписаться раньше!
— Вот и наоборот: ради своих поводов оставайся здесь и поправляйся не торопясь, — Сезонов кивнул капитану и поднялся со стула, придерживая на плечах тканевый халат для посетителей. — Мне пора. Тем более твои скоро придут. Всего хорошего, Юр. Выздоравливай.
— До свидания, ВалерИгорич.
В дверях, прямо на выходе из палаты Сезонов столкнулся лицом к лицу с Ксенией. Мимо взрослых, просочившись между ними, в палату вбежали Заринка с Павликом и с обеих сторон прилипли к Власову, навалившись на него.
— Дети, дети, ну-ка, слезьте, у папы больной организм, нужен щадящий режим, — просипел Власов. Ноющая боль, пульсируя в поврежденной руке и вдоль спины, волной прошла по всему телу и затухала медленно.
— Папа, ты как? Мама сказала, ты был в опасности! — девочка во все глаза смотрела на капитана, не понимая, как и откуда на нем взялись царапины, шишки и переломы.
— У папы всё болит, потому что папа пытался остановить преступника, — произнес Власов, виновато взглянув на вошедшую в палату Ксению.
— Ты поймал его? — Павлик переместил ладошки с плеча папы на одеяло.
— Помогли друзья, — капитан открыто и искренне смотрел на Ксению ровно как в те минуты, когда умолял ее понять и принять его выбор, от которого он не думает отказаться.
— Власов, Власов. Вечно ты такой… — она покачала головой.
Больше Ксения не могла ничего сказать. Хотела, но не могла. Зачем? Она про себя благодарит небо и врачей, что сохранили Власову жизнь. Его характер с ним так и останется до конца жизни — перевоспитать такого человека, как Юра, невозможно: временами упрямый, порой уступчивый, среднее арифметическое — действует по зову сердца, синхронизируя его с мозгом.
— Я знаю, что́ ты думаешь, — прошептал Власов Ксении. — Мне глупо извиняться перед тобой.
— Абсолютно глупо, — женщина слабо кивнула. — Это твой выбор, твой поступок. Мы тут ни при чем.
Ни при чем. Конечно, нет. Это он сам, не задумываясь о последствиях, сиюминутно бросается туда, где требуется помощь, где нужно обезвредить источник опасности. Он присягу давал — защищать и охранять. Да, сегодня Ксюня и дети могли его навсегда потерять, но… но ведь этого не произошло? Иных последствий, как всё оборачивается благополучно, и быть не могло — в этом Власов старался каждый раз уверять себя и не думал обратное.
Всё равно чувствуется какая-то вина перед близкими ему людьми, что ли. Что-то гложет. Необъяснимая, невидимая и неведомая причина. И чтобы от этой тревоги избавиться, нужно укрыться и укутаться, как махровым теплым одеялом, позитивными эмоциями.
— Я встаю на ноги — и мы идем на самую лучшую на свете прогулку, на которой я вам покупаю всё, что захотите, — пообещал детям Власов, погладив каждого по макушке. Заринка и Павлик, переглянувшись, расплылись в широкой улыбке и обернулись на маму.
— Ты как добрый волшебник и сказочный мечтатель, — улыбнулась Ксения. — Ты отцу звонил?
— Нет… — тихо произнес капитан и, увидев ее движение, как она снимает блокировку экрана своего смартфона, заговорил быстрее, включив в голос недовольство: — Ксюх, ну ты что, а, ну, зачем, не буду я ему звонить, он примчится, устроит допрос с пристрастием, причем ведь всем!
— Ты обязан ему позвонить.
Ксения требовательно взглянула на Власова — так же она смотрела на канючивших детей, не желавших перед вкусным десертом есть невкусный, по их мнению, суп — и всунула в его ладонь телефон. Помявшись, Власов настучал на экране телефонный номер и мигнул Ксении. Та приложила телефон к его уху и держала весь разговор. Виталий Григорьевич ответил не сразу.
— Алло, слушаю.
— Пап, это я, с телефона Ксени звоню, — голос внезапно сорвался, в горле запершило. Власов прокашлялся.
— Слушаю тебя, Юр! Как ты?
— Ты только
