узнал ни одного человека.
Привычка незнакомца к вежливости встречала такой же ответ со стороны жителей Ньюпорта, особенно учитывая, что незнакомец внешне выглядел как джентльмен, а за ним на почтительном расстоянии следовал хорошо одетый послушный лакей.
Те, с кем разговаривал незнакомец, думали:
«Какой достойный посетитель».
Во внешности мистера Суинтона ничто не противоречило подобному выводу. Это был мужчина лет тридцати, и чувствовалось, что все эти годы прошли приятно. Среди блестящих рыжеватых кудрей глаз не нашел бы ни одной седой прядки. И если на лице появились уже морщинки, они не видны были подтщательно расчесанными бакенбардами, которые сливаются с усами — такой вид обычно свидетельствует о принадлежности к конной гвардии. Невозможно не узнать в нем англичанина. Так решили и жители городка, и обитатели отеля.
Еда, которая называется в отеле «ужин с чаем», закончилась, и незнакомец, не зная, чем заняться, сидел у окна своего номера на четвертом этаже и спокойно курил сигару.
Разговор его со слугой — с одной стороны, демонстрировавший странную снисходительность, с другой — необычную фамильярность, — можно не пересказывать. Разговор кончился, и слуга лег на диван. Хозяин, положив руки на подоконник, продолжал наслаждаться никотином и йодированным воздухом, пропитанным запахами водорослей, который приходил со стороны океана.
Спокойная сцена благоприятствовала размышлениям, и мистер Суинтон размышлял:
«Очень приятное место! Дьявольски красивые девушки! Надеюсь, мне удастся среди них найти богатую. Конечно, есть здесь и старухи с набитыми чулками, хотя потребуется время, чтобы отыскать их. Мне бы только взглянуть на их рог изобилия, и если не удастся повернуть его к себе широким концом, я поверю в то, что говорят о женщинах-янки: будто они держатся за свой кошелек гораздо крепче своих простодушных сестер-англичанок. Я слышал, тут есть несколько наследниц. Одна или две с миллионом — долларов, конечно. Пять долларов за фунт. Посмотрим! Миллион долларов означает двести тысяч фунтов. Что ж, годится. Сойдет даже половина. Интересно, есть ли деньги у этой хорошенькой девушки, от которой не отходит мамаша. Немного любви добавят интереса к игре и сделают ее более приятной. А! Что там внизу? Женщины у окна, обитательницы номера под нами. Разговаривают. Если выйдут на балкон, я смогу их услышать. У меня как раз настроение немного послушать и узнать о каком-нибудь скандале; если женщины по эту сторону океана такие же, как по ту, я что-нибудь интересное обязательно услышу. Клянусь Юпитером! Они выходят! Словно нарочно для меня».
Именно в этот момент Корнелия вернулась в свою комнату, а миссис Гирдвуд вслед за дочерью вышла на балкон, продолжая разговор, который начался внутри.
Благодаря тихому ночному воздуху и законам акустики, мистер Суинтон слышал каждое сказанное слово, даже шепот.
Чтобы его не увидели, он отступил за жалюзи своего окна и стоял, прижавшись ухом к щели, слушая с вниманием шпиона.
Когда диалог кончился, он осторожно выглянул и увидел, что молодая леди ушла внутрь, но мать по-прежнему остается на балконе.
Суинтон бесшумно прошел в комнату, поднял лакея и несколько минут торопливо и негромко говорил с ним — словно давал слуге какие-то очень важные указания.
Затем надел шляпу, набросил на плечи легкий сюртук и поспешно вышел из комнаты.
Слуга последовал за ним, но после некоторого промежутка.
Несколько секунд спустя можно было увидеть англичанина, который беспечно прогуливался по балкону. Он остановился в нескольких шагах от того места, где, опираясь на перила, стояла вдова.
Он не пытался заговорить с нею. Без представления это было бы откровенной грубостью. И смотрел не на женщину, а в сторону моря, словно любовался огнем маяка на скале Корморант. Маяк в безлунную ночь казался по контрасту особенно ярким.
В этот момент рядом с ним появилась миниатюрная фигура и слегка кашлянула, привлекая его внимание. Это был лакей.
— Милорд, — сказал он негромко — хотя достаточно громко, чтобы расслышала миссис Гирдвуд.
— А… Фуэнк… в чем дело?
— Какой костюм ваша светлость наденет на бал?
— А… пуостой чёуный, конечно. С белым воуотничком.
— А перчатки, ваша светлость? Белые или желтые?
— Желтые… желтые.
Слуга, коснувшись шляпы, отошел.
«Его светлость», как назвал слуга мистера Суинтона, вернулся к зрелищу маяка на скале Корморант.
А вдова розничного торговца потеряла спокойствие. Душа ее от волшебного слова «милорд» пришла в смятение. Живой лорд в шести футах от нее! Вот это да!
Женщина имеет право заговорить первой. И миссис Гирдвуд этим правом воспользовалась.
— Мне кажется, сэр, вы здесь впервые — в нашей стране и в Ньюпорте?
— А… да, мадам, вы пуавы. Я пьиехал в вашу пьекуасную стуану на последнем пауоходе. А в Ньюпоут пьиплыл сегодня утуом, на коуабле из Ньюаука.
— Надеюсь, вашей светлости понравится Ньюпорт. Это наш самый модный курорт.
— Ах, конечно, понуавится, конечно. Но, мадам, вы обуащаетесь ко мне «ваша светлость». Могу ли узнать, чему обязан такой честью?
— О, сэр, я не могла назвать вас по-другому: я слышала, как вас называл слуга.
— О, этот глупый Фуэнк! Чтоб он пуовалился! Пуошу пуощения, мадам, за йезкость. Очень сожалею о пуоисшествии. Я путешествую инкогнито. Вы поймете, мадам, какое это пьепятствие — особенно в вашей стуане свободы, если ко мне будут постоянно обуащаться «ваша милость». Ужасное пьепятствие, увеяю вас!
— Несомненно. Я вас вполне понимаю, милорд.
— Спасибо, мадам! Очень благодайен вам за понимание. Но я должен попуосить вас об одолжении. Из-за глупости моего слуги я полностью в вашей власти. Я полагаю, что уазговаиваю с леди. Я вижу, что это так.
— Надеюсь, милорд.
— В таком случае, мадам, попуошу вас сохуанить эту маленькую тайну. Может, я пуошу слишком многого?
— Вовсе нет, сэр. Нисколько.
— Обещаете?
— Обещаю, милорд.
— Вы очень добуы. Сотня тысяч благодауностей, мадам! Буду вам вечно благодайен! Может, вы тоже
