навстречу его горлу двинулась рука, Рэв намерено оставил в непроницаемой защите брешь.
На это было несколько причин. Во-первых, он не желал ставить отца его будущей невесты в неловкую ситуацию. А поломанные о его шею пальцы — ситуация все же неловкая и владельца пальцев бесящая. Во-вторых, в тот момент ему нужно было сцедить его ярость, а не доказывать свою неуязвимость. Нужно было, чтобы при принятии окончательного решения будущий родственник больше не желал убить его. Но ей-то не объяснить, что он контролировал все от начала и до конца, невозможно хотя бы намекнуть, что все хорошо, и на месте ее отца он поступил бы так же, если не хуже.
Дипломатия, переговоры и компромиссы, что б их.
«Манипуляция» — шепнул внутренний голос, но Рэв только поморщился и снова плеснул в лицо водой.
Как ни назови, у детей все куда проще.
О своей затее Рэв пожалел практически сразу, но отступать от плана, который сформировался в момент его обнаружения в детской, было невозможно. Потому что план первый — рассказать все и выторговать хотя бы редкие встречи — ожидаемо провалился. А запасной — просто забрать ее себе — был куда хуже манипуляций и серьезно ни разу не рассматривался. И убедить ее родителей можно было, только продемонстрировав им истинную суть вещей — привязанность девочки к Рэву. Его привязанность к ней их мало интересовала.
И поэтому, когда спустя мучительно долгую неделю он почувствовал дернувший его артефакт призыва, рванул навстречу в чем был — в пижамных штанах и накинутом на плечи тяжелом халате.
Тоня
В правильности принятия решения я убедилась практически сразу. Вика плакала вплоть до открытия портала. Но замолчала сразу же, будто кто-то нажал на неизвестную нам кнопку, когда портал только начал открываться. И когда Рэв появился перед ней, заплакала снова и едва не вывернулась с рук Антона, вытягиваясь к нему всем телом.
Но это были уже совсем другие эмоции. Это были слезы ребенка, которого бросили и почему-то не сразу нашли. И когда Антон без слов, стиснув зубы, передал ее Рэву, она крепко обвила его руками и ногами, уткнулась в шею и заревела с новой силой.
Антон засунул руки в карманы. Очевидно, чтобы снова не попытаться придушить Рэва. Парень стоял не шелохнувшись, спрятав выражение глаз за ресницами, но его настоящие эмоции выдали прерывистое дыхание и судорожно сжавшиеся на спинке дочери пальцы.
Я с облегчением выдохнула. И если и есть какая-то материнская интуиция, то вот сейчас, несмотря ни на что, она оглушительно аплодировала принятому ночью решению.
Глава 12
Антон
Стою в окружении, мать их, коробок и пытаюсь понять, от чего мне нерадостно снова оказаться на изнанке.
Выглядываю в окно, и в свете немного сиреневого спектра, излучаемого зависшей в небе по соседству с солнцем планетой, разглядываю вполне себе зеленые кроны растений в прилегающем к дому саду.
За проведенные в переговорах дни мы узнали об изнанке дохрена нового. Например, то, что это не изнанка, а Шин-ан. И что служил я вроде как тут, но не совсем. Рэв — от его имени натурально сводит зубы — утверждает, что Шин-ан — планета как минимум полуразумная — для посещений предоставляла нам такой же астральный мир.
Услышав подобный бред, не сдержал усмешку, глядя на то, как Тоня открывает рот, чтобы просветить умника, что астральная проекция человека не может существовать в физическом мире, и решение планеты — куска камня, по сути — никак не влияет на законы физики и биологии.
К моему величайшему сожалению, она промолчала и только крепко в тот момент задумалась. Спросить, о чем именно, времени не нашлось, потому что нужно было паковать вещи. Снова, блядь*.
(*подробнее в романе «Дом напротив»)
И вот за полтора года семейной жизни их накопилось неожиданно больше, чем за всю предыдущую холостяцкую, так что было не до разговоров. Тоня собиралась, будто мы переезжаем в другую страну и у нас не будет круглосуточного доступа в наш дом. Хотя первое время его на самом деле не будет, потому что открыть портал в наш мир еще надо суметь. И самое отстойное во всем этом, что нам с Тоней придется учиться всему у Рэва, которого последние дни вижу чаще, чем свое отражение в зеркале.
— Куда коробку? — деловито спрашивает Федор Ермолаевич, отвлекая меня от задумчивого созерцания местной флоры.
— Ставь к другим, — даю отмашку.
Как-то незаметно я перешел на «ты». В какой момент это произошло, сказать затрудняюсь, но обстоятельство порадовало обоих.
Прежде чем отойти и помочь бывшему командиру, поддаюсь вперед, пытаясь разглядеть гулявшую снаружи халтурившую троицу, которая уже почти скрылась с поля зрения. Мартышка босиком и в голубом сарафане с деловым видом разглядывает какие-то желтые цветы, подозрительно похожие на одуванчики. Тоня с Рэвом сидят у круглого столика на почти скрытой от глаз террасе и мирно о чем-то беседуют. На мой предвзятый взгляд, слишком быстро они нашли общий язык. Пытаюсь утешать себя тем, что у них подходящий для этого возраст, а не я веду себя как мудак, но привычкой врать самому себе я так и не обзавелся.
Выбешивает сама ситуация, в которой возраст будущего жениха моей дочери ближе к возрасту моей жены, чем, собственно, к возрасту дочери. И я стараюсь не думать об этом дольше двух минут в день. И стараюсь совсем не думать о том, что Вика встряла во что-то, что в будущем может обернуться чем-то неопределенным. Как сказала Тоня — это лучше, чем полная неизвестность, а поволноваться за нее придется в любом случае.
Отворачиваюсь от окна и, оставив Тоне сомнительную привилегию налаживать контакт с будущим родственником, разворачиваюсь к открытому за спиной порталу, в котором виднеются бесконечные, сложенные в зале нашего старого дома, коробки.
***
Пару недель спустя
Человек
