могу наконец получить права. – Ян ненадолго задумался. – А следующим этапом будет свой дом.
Аня представила себе этот дом. Он был из белого кирпича, в окружении сосен. Далеко-далеко от всех, в самом тихом месте на Земле.
* * *
– Мам, расскажи сказку.
Уже первый час ночи, но Ида не спит. Она вертится на кровати, потом ложится на спину, а ноги полностью кладет на стену.
– Ида, ну какие сказки? Уже ночь…
Аня сильно устала, в цеху сегодня был полный завал, но Иде все равно, она канючит и тянет Аню за руку.
– Ну мам…
– Ладно. Только короткую.
– Хочу короткую!
– И только одну.
– Хочу одну!
– Ну слушай… Далеко-далеко от всех, в самом тихом месте на Земле, есть лес.
– Волшебный?
– Еще какой волшебный. В том лесу есть большая дорога, длинная-предлинная…
– Волшебная?
– Не перебивай, а то не буду рассказывать. Какая же еще?.. Как-то раз, давным-давно, шел по этому лесу, по этой дороге один человек, молодой воин. Был он силен и прекрасен, и волосы его от рождения были белыми, как снег. Руки его были могучими, глаза – острыми, а сердце – чистым. Шел он уже очень долго…
– А куда он шел?
– Он искал свой дом.
– У него что, целый дом потерялся?
– Да, представляешь, потерялся. Только не дом у него потерялся, а сам он потерялся. В лесу этом. А близилась ночь, в лесу просыпались совы и гулко ухали над его головой. Стало человеку страшно, неуютно, и понял он, что сильно-сильно в дороге устал.
Аня протяжно зевнула и продолжила:
– Так сильно человек устал, что подгибались у него колени, простой узел за спиной стал весить словно камень, а глаза сами собой закрывались.
– Мам, ну не спи!
Аня открыла глаза и вздохнула.
– Да вот беда: негде ему было голову преклонить. Не посреди дороги ведь ложиться, в самом деле.
– А почему он не построил себе шалаш?
– Потому что была уже почти ночь и проснулись древние лесные духи, которые карали каждого, кто ломает ветви их кустарников и деревьев. К тому же он еще надеялся успеть попасть домой, пока не совсем стемнело. Человек мечтал о теплой постели, скучал по своей жене и детишкам…
– Ну мама!..
– Не сплю, не сплю… И вот шел этот человек по дороге, и встретилась ему развилка.
– Вилка? На дороге?
– Да не вилка, а развилка. Это когда одна дорога превращается в две – раздваивается.
– Как язык у змеи?
Ида страшно зашипела и зачем-то выгнулась кошкой.
– Да. Тихо. И не знал человек, куда пойти ему нужно, какая из тропок приведет его к дому. Остановился он тогда и крепко задумался. И так крепко он задумался, что слетелись на думы его все птицы лесные, сползлись к ногам его ящерицы и гады болотные – и зашипели, запели, засвистели. Вдруг смотрит человек – а на развилке пень стоит. Широкий, удобный. Присел тогда на него человек, и в тот же миг опустилось под землю солнце, цветы закрыли бутоны свои, замолкли все птицы и твари лесные. И навалилась на путника нечеловеческая усталость, и подумал он так: «Утро более мудро, чем вечер. Солнце легло спать, прилягу и я…» Приник он к земле, опустил голову на сухую листву, и сомкнулись тяжелые веки его. И он заснул. А тем временем окончательно пробудились совы, и все-все собрались они над той развилкой. Все-все летали они над широким пнем, кружили и хлопали серыми крыльями. Уханье сов разбудило духа древнего пня, отразился он в совиных глазах и стал человеком. Был он силен и прекрасен – и как две капли воды похож на уснувшего путника, не сумевшего справиться со своей усталостью и сомнением. И встал этот пень в человечьем обличье, и ступил на верную дорогу, и вошел в дом воина. Сел у очага его и разулся. И поцеловал пень жену его, и обнял пень детей его. Только был он неласков, и скоро жена воина умерла от тоски, дети же выросли и разъехались, позабыв дорогу к несчастному дому.
– А сам человек что, умер?
– Не совсем… С ним было вот что.
Аня села на постели и посмотрела на свои руки.
– Когда пень ожил и ушел, из обрубков его выросли новые молодые ветви и сплели над головой спящего зеленый шатер. Был он прекрасен и душист, по всему зеленому куполу росли большие фиолетовые цветы, и сны человека были сладкими и густыми, как мед. Мед пьянил его, все крепче сковывая веки, все тяжелее связывая руки, все жестче охватывая ноги его. И такой крепкий сон видел этот человек, что превратился в камень.
– Целиком?
– Ну да. Целиком… С первыми лучами солнца наваждение рассеялось – и шатер рассыпался на миллион фиолетовых бабочек и зеленых насекомых, но человек, не сумевший сделать выбор, так и остался лежать камнем.
– Какая грустная сказка, – сказала Ида.
– Не все сказки веселые, дорогая моя. Спи.
– Хорошо.
Ида легла, укрылась, но вдруг вскочила.
– А я не стану камнем во сне?
– Нет, не станешь. Спи.
– А ты?
Аня помолчала, потом взяла ее на руки и стала укачивать пятилетнюю Иду, как совсем маленькую.
* * *
Ян коснулся Аниной шеи, и она сразу поплыла куда-то, где ничего не видно и не слышно. Он расстегнул пуговицы на ее кофте, стянул длинную юбку, по одному скатал прозрачные чулки. Аня завела руки за голову, сняла резинку, и волосы закрыли шею. Ян медленно блуждал губами по ее телу, Аня дрожала, ее трясло, и она вцепилась руками в его спину. Ян взял Аню за бедра, просунул ладонь между ног, и ее живот заполнило чистое электричество, которое замкнуло, лопнуло и вылилось горячей жидкостью наружу, на его руки. Он захотел ее так сильно, что готов был ввести в нее не только член, но и бедра, и ягодицы и провалиться в нее, как в похотливое божество, полностью провалиться и исчезнуть, и он действительно проваливался. Она двигалась непрерывно, потом вскрикнула, повалила его на спину и села сверху. Все происходило так быстро, что перед Яном замелькали поочередно живот, соски, родинки, белые стрии[22] возле пупка, – словно он ехал в странно движущемся поезде, то набирающем сверхзвуковую скорость, то буксующим и резко останавливающимся. Он вышел из нее и кончил, ненормально дергаясь и отчего-то злясь, а она прижалась к нему, не отпуская и успокаивая. «Ш-ш-ш, ш-ш-ш, я люблю тебя, люблю, о господи, как же я тебя люблю».
Аня лежала, закрыв глаза, не шевелясь, раскинув руки. Не
