и ханьские описания дошли до нас вместе со свидетельством императора Сюань-ди (I в. до н. э.), что «дом Хань» правит, используя «смешение» (цза [36]) обоих «путей»[135], т. е. сочетая легистскую и конфуцианскую политические доктрины. Поэтому отказ М. Лёве описывать историю в терминах спора между «школами» из-за их недостаточной структурированности, да еще со ссылкой на более поздние критерии для различения конфуцианства и легизма не слишком убедителен.
В результате ему вряд ли удалось представить и спор ханьских «модернистов» и «реформистов» вообще и, по его словам, главную их дискуссию 81 г. до н. э. как столкновение двух органических внутренне связных мировоззрений. Он скорее дает слабо структурированное эмпирическое описание позиций сторон в споре, ориентированное на изложение их практических программ. Быть может, поэтому он переоценивает «реализм» модернистов (включая Сан Хун-яна), что ведет к некоторой деформации картины их мировоззрения. Едва ли правомерно также утверждать, как это делает М. Лёве, что при Цинь и в самом начале Хань обладание императорской властью имело оправдание, выраженное лишь в «материальных терминах»; это такое же упрощение, как трактовка Чжан Ле (1977) циньской официальной идеологии как легистской, а официальной идеологии времен У-ди как конфуцианской[136]. Государственные доктрины империй Цинь и Хань носили эклектический характер, сочетая элементы разных учений, в том числе конфуцианства и легизма, с устойчивым ядром — представлением о совершенномудром царе-мироустроителе, об универсальной монархии. О том, что это представление входило в государственную доктрину при Цинь, свидетельствуют надписи на циньских стелах, императорский титул хуан ди [37] и другие признаки[137].
Проблема соотнесения спорящих сторон с классами, социальными группами частных собственников и государством, или вопрос о том, кого представляют оппоненты, привлекала внимание в особенности марксистских ученых в КНР, которые пытались связать спорящие стороны в «Янь те лунь» с самыми разными силами общества. Ученые 50-х гг. Го Мо-жо и Ван Ли-ци видели в конфуцианцах в «Янь те лунь» представителей купцов и класса землевладельцев из народа, а в легисте Сан Хун-яне — защитника интересов императорского правительства и государства в целом[138]. В 60-х гг. Ху Цзи-чуан попытался доказать, что экономические взгляды Сан Хун-яна определила точка зрения класса купцов (особенно крупного торгового капитала), отсюда его теория о важности торговли. По этому токованию, Сан Хун-ян представлял точку зрения купцов, но указанную теорию использовал не только в их интересах, а — шире — для укрепления феодальных финансов и централизованной власти феодальных землевладельцев; конфуцианцы в дискуссии 81 г. до н. э., судя по их экономическим взглядам, представляли интересы крупных землевладельцев[139].
Во время антиконфуцианской кампании 1972-1975 гг. в КНР «Янь те лунь» был широко использован как памятник идеологической борьбы конфуцианской и легистской школ и получил социально-экономическую и классовую интерпретацию в соответствии с задачами кампании. В ряде статей идеологов этого периода Ло Сы-дина [37а] и других[140] легист Сан Хун-ян трактуется как представитель интересов прогрессивного феодального класса новых землевладельцев и их «диктатуры» — централизованного государства, сторонник его единства, централизма и обороны, а спорившие с ним конфуцианцы — как представители реакционного сговора консерваторов из класса крупных землевладельцев с остатками сил реставрации рабовладельцев (т. е. ханьских удельных царей с крупными рабовладельцами — ремесленниками и купцами), сторонники восстановления рабовладельческого строя, раскола страны и капитуляции перед агрессией рабовладельцев сюнну[141]. Эта идеологическая схема еще встречается в отдельных научных работах 80-х гг., даже в такой значительной, как труд Ван Ли-ци (1983). Тот тоже считает, что конфуцианская школа представляла интересы класса рабовладельцев, а легистская — интересы класса новых землевладельцев и что конфуцианцы во время дискуссии 81 г. до н. э. взяли под защиту могущественные дома и знать, а также крупных купцов; он наследует также стиль идеологов антиконфуцианской кампании[142].
Однако другие статьи ученых КНР о «Янь те лунь» после 1976 г. в известной мере стараются преодолеть влияние вульгарно-социологической схемы и «классового» подхода этих идеологов. Так, в статье Чжан Ле от прошлого сохранилось лишь противопоставление феодального государства Хань и «рабовладельческой власти национального меньшинства сюнну», но сама дискуссия 81 г. до н. э. изображена как спор между представителями двух групп внутри феодального господствующего класса: Сан Хун-ян представлял ту часть бюрократии, которая вышла из рабовладельцев — купцов и ремесленников, а также могущественных землевладельцев, купивших себе должности за взнос зерна, и занимала важнейшие экономические посты; «достойные и хорошие люди» и «знатоки писаний» занимали невысокое положение внутри господствующего класса и были сравнительно бедны, они должны были представлять некие широкие круги неслужащих землевладельцев[143].
В статье Се Тянь-ю и Ван Цзя-фаня проявлена еще большая осторожность при соотнесении спорящих сторон дискуссии 81 г. до н. э. с социальными группами: авторы противопоставляют легистов и конфуцианцев как богатых людей, непосредственно занятых управлением экономикой и стоящих у власти, и бедных ученых, не занятых в производстве и в управлении финансами, не стоящих у власти и недовольных последним обстоятельством[144]. Чжу Жуй-кай [376] видит в легистах представителей крупных землевладельцев, ремесленников, купцов и чиновников, а в конфуцианцах — представителей средних землевладельцев и купцов, также объективно отражавших некоторые требования крестьян-собственников[145].
Большая часть этих мнений противоречит фактам. Так, трудно рассматривать конфуцианцев из «Янь те лунь» как идеологов класса рабовладельцев, поскольку они критикуют казенное рабство; у других ханьских конфуцианцев встречается даже требование уничтожить его, или ограничить частное рабство, или (как, например, у Дун Чжун-шу) отменить рабство вообще[146]. Точно так же в ханьских конфуцианцах трудно видеть идеологов крупных купцов и ремесленников ввиду отрицательного отношения всех конфуцианцев к погоне за выгодой и стремления «дать отпор» «второстепенному занятию» — торговле и ремеслу[147]; но при этом конфуцианское требование отменить казенные монополии на соль, железо, опьяняющие напитки и уменьшить вмешательство государства в экономику было созвучно интересам частных предпринимателей.
Не больше оснований рассматривать конфуцианцев как идеологов богачей-землевладельцев из числа купцов и представителей могущественных кланов, которые присваивают собственность бедняков, или как представителей неких широких кругов неслужащих землевладельцев. Ханьские конфуцианцы либо выступали за ограничение земельной собственности в частных руках, с тем чтобы впоследствии постепенно вернуться к системе уравнительного землепользования, т. е. системе т. н. «колодезных полей» (цзин тянь [38])[148], либо (как конфуцианцы в «Янь те лунь») высказывались за введение этой системы без всяких оговорок[149], т. е. безотлагательно. Едва ли требование введения «колодезных полей», связанное с отменой частной собственности на землю, могло выражать чаяния собственников земли, крупных или мелких. Но
