гостя. — Славно, когда в доме мужчина. Мы отпразднуем твой приезд — быть может, он сулит нам добро.
— И я на это надеюсь. Подробнее расскажу потом.
— Да, потом, а пока скажи, как там моя сродница в Каердиви? Много месяцев от нее не было вестей.
Эльфин стал рассказывать о Медхир и о всех происшествиях в Каердиви за долгие месяцы зимы: кто заболел, кто умер, а кто родил, какие виды на урожай и как в этом году скот. Эйтне ловила каждое слово и могла бы слушать весь вечер, но тут подошла Ронвен и сказала, что ужин готов.
Женщины подняли накрытый стол и перенесли его на середину комнаты. Они пригласили Эльфина сесть ближе к очагу на единственном стуле, а сами расположились на трехногих табуретах. Ронвен положила ему на деревянную тарелку жареного мяса, ломти желтого сыра и маленькие черные хлебцы. Эйтне вновь разлила мед, и они приступили к еде.
— Мясо нежное и зажарено превосходно, — заметил Эльфин, облизывая жирные пальцы. Он отломил крошечку сыра, положил в рот и сказал: — Сыр мягкий, как сметана, и очень вкусный.
Эйтне улыбнулась.
— Это все Ронвен сготовила. Все соседи знают, что это у нее дар от самой Бригитты. Слышал бы ты, как ее нахваливают.
Ронвен потупилась.
— Матушка! — прошептала она с укоризной. — Гость не для того приехал, чтобы слушать про меня глупости.
Эльфин, который с первой минуты не сводил с нее глаз, воскликнул:
— Глупости? Как бы не так! Я скажу то же: сама богиня не испечет такого вкусного хлеба, не сварит такого мягкого сыра!
— Ты льстишь мне, Эльфин ап Гвиддно, — отвечала Ронвен, впервые глядя прямо ему в глаза. — Сын повелителя привык к лучшей еде.
В дрожащем свете очага ее тонкие черты казались еще более привлекательными, и сердце у Эльфина забилось сильнее. Почему такая красавица не замужем?
— Истинные слова — не лесть.
Эйтне широко улыбнулась и протянула Эльфину блюдо жареного мяса со словами:
— Ешь! Ты долго ехал и голоден. Мы уже сыты. Прошу, ешь вволю.
Эльфин положил себе добавки, но вскоре отодвинул тарелку. По правде сказать, у него пропал аппетит. Хотелось только сидеть и смотреть на Ронвен.
После ужина стол убрали, стул и табуретки придвинули к очагу.
— Может быть, наш гость лучше заснет, если прежде услышит песню, — сказала Эйтне.
Ронвен сердито взглянула на мать, но Эльфин ее подбодрил:
— Я бы с радостью послушал. Ты играешь на арфе?
— Играет ли? — ответила за нее мать. — Все вокруг говорят, что ее игра слаще пения птиц самой Рианнон. Возьми арфу, девонька, сыграй юному Эльфину.
Ронвен повиновалась. С крюка в дальнем конце дома она сняла маленькую арфу в кожаном футляре, потом уселась у огня и заиграла. Эльфин снова устроился на стуле.
Голос у Ронвен был чистый и мелодичный, как бегущий по проталине весенний ручей, пальцы проворно сновали по струнам. Эльфин закрыл глаза, и музыка наполнила его душу. «Какая девушка, — думал он, — какое редкое сокровище…»
Очнулся он все на том же стуле, но завернутый в шерстяное одеяло. В очаге догорали уголья. Ронвен с матерью спали в углу на лежанке из камыша. Он шевельнулся, Ронвен проснулась и подошла.
— Прости, — сказала он тихо, чтобы не потревожить Эйтне, потому что хотел поговорить с Ронвен наедине. — Должно быть, я заснул, пока ты играла.
— Ты устал с дороги, — отвечала она. — Только не спи на этом стуле всю ночь, а то к утру все тело занемеет. Позволь постелить тебе у огня.
— Прошу, не утруждай себя.
— Мне это не в труд, а в радость. Сегодня матушка улыбнулась впервые за долгое время. Я не знаю, что за дело привело тебя в Диганви, но так или иначе ты осчастливил мою мать.
— А что бы обрадовало тебя, Ронвен? — спросил он.
Во взгляде ее скользнула печаль.
— Похоже, мне на роду не написано быть счастливой.
— Не верю. Что-то должно быть и для тебя.
Вместо ответа Ронвен принялась сооружать лежанку из камыша. Сверху она постелила телячью кожу.
— Доброй ночи, — сказала она и вернулась на свою постель.
— Спи спокойно, — прошептал Эльфин и лег возле очага.
Проснувшись наутро, он услышал пение Ронвен и остался лежать тихо, чтобы вновь насладиться ее голосом. Когда юноша наконец встал, то увидел, что она приготовила ему завтрак. Эйтне в хижине не было.
— Матушка ушла к овцам, — сказала Ронвен, прочитав в его глазах вопрос. На ней была простая белая рубаха и широкий белый пояс с нашитыми по спирали раковинами. Эльфин заметил, что ее тело еще несет следы недавней беременности. — Не знаю, что у тебя тут за дело, но, наверное, им лучше заняться на сытый желудок.
— Сперва песня, затем трапеза, — блаженно отвечал Эльфин. — Уже два дара за этот день, а солнце еще не взошло.
Ронвен покраснела.
— Я не хотела тебя будить.
— Спасибо, что разбудила, потому что теперь мы можем поговорить. Я хотел спросить тебя кое о чем.
— Сядем? — спросила она, указывая на стол.
Эльфин помог ей перенести стол на середину комнаты. Ронвен подала еду, и они уселись. Юноша откусил сыра и задумчиво взглянул на сидящую рядом девушку. Свежий морской ветер шуршал в соломенной крыше и доносил с холма блеянье овец.
Ронвен поднесла ко рту хлеб, потом снова положила кусок и устремила на Эльфина прямой и бестрепетный взгляд.
— Почему ты так на меня смотришь, господин?
— Почему ты зовешь меня господином?
— Твой отец — король, ты его сын. Со временем ты станешь правителем.
— Необязательно.
— Необязательно, — согласилась Ронвен, — но чаще всего бывает именно так. Матушка сказала, что твой отец — прославленный воитель, своей рукой добывший много голов. Твои родичи буду рады назвать тебя господином.
Эльфин уперся руками в стол.
— Ты бы хуже обо мне думала, если бы мне не суждено было стать правителем?
— Меня мало тревожат честолюбивые мечты, — отвечала Ронвен.
Прямота ее ответов изумила Эльфина. Вот женщина, которая говорит от сердца. Он не знал, что и думать. Ронвен с минуту изучала его, потом сказала:
— Ты хотел о чем-то спросить меня?
Эльфин кивнул.
— Ты ценишь прямоту, поэтому отвечу открыто. Три дня назад, в канун Бельтана, я нашел в отцовской лососевой запруде младенца. Я приехал спросить, не согласишься ли ты его выкормить. Таково было мое намерение.
— И что? Ты передумал?
— Да.
Ронвен закрыла лицо руками.
— Что люди обо мне говорят… не буду спорить… все правда.
Ответ озадачил Эльфина.
— Не знаю, что говорят о тебе люди, и знать не хочу. Довольно того, что я видел своими глазами.
Ронвен отняла руки
