Ах, идол паршивый! В прошлый раз его дома еле отходила, так он мне здесь посуды набил.
— Ничего, Катюша! Расплатимся. — Он вынул из кармана кошелек, извлек три новеньких сотни, протянул буфетчице. — И смотри, Екатерина, об этом ни гу-гу, — сказал уже строже дядя Коля.
— Не боись. Перед тобой в долгу, как в шелку.
Они вышли. Екатерина посмотрела вслед и подумала: «Щедрый мужик! Только не чист. Ох, не чист, шельма!» Поглядела сотни на свет и сунула за пазуху.
11
Борьба с собой
Яковлев не шел, а бежал. Хрустел под ногами снег, светило яркое солнце, но не было утренней радости. Думы тяжкие, горькие, как полынь, давили непомерным грузом. Ах, гад! Ты смотри, как хитро путы расставил. Так мне и надо. На порядочного человека враг не клюнет, а на пьянчужку...
Федор часто оглядывался. Ему казалось, что за ним гонятся. Нет, он не цеплялся за жизнь. Но хотелось умереть иначе. Сейчас одна мысль неотступно рвала мозги: добраться невредимым до капитана из особого отдела. Он, Яковлев, своими глазами теперь видел шпионов. Один даже... Федор обязательно вспомнит, где встречал этого негодяя.
Федор прошел еще квартал и остановился.
Что же я скажу капитану Мельникову? — внезапно возник вопрос. Что помог шпионам уничтожить улики? Что спал на посту? А что, если в самом деле они тогда проникли в самолет?
Тот день Федор помнил до мельчайших подробностей. Был праздник. С утра ходили в солдатский клуб смотреть фильм. После обеда легли отдыхать: вечером заступали в караул. Сменщиком у Яковлева был рядовой Ивченко. Дотошный парень. Каждую пломбочку до умопомрачения высматривал. Их пост находился в центре стоянки. Два зачехленных истребителя заиндевевшими стреловидными крыльями как бы рассекали темень. Порывами налетал морозный ветерок, жалобно бряцал на столбе тусклым фонарем, бросал в лицо земляную крупку.
Во второй заход Яковлев заступал на пост в три утра. Как и всегда, за 15 минут до назначенного времени очередную смену разбудил начальник караула лейтенант Козырев. Федора одолевала зевота.
— Что с вами? — спросил Козырев. Яковлев пожал плечами.
Козырев достал портсигар, вытащил папиросу, протянул Федору. Угостил папиросами и остальных курящих. Он считал, что курево разгоняет сон. Потом выстроил смену на инструктаж.
— Предупреждаю, — сказал в заключение Козырев, — на улице потеплело. Может клонить в сон. Бодритесь. Буду проверять.
На посту, подсвечивая фонариком, Яковлев тщательно проверил пломбы, влез в тулуп напарника, прошелся несколько раз вокруг самолетов. В тулупе было тепло — веки тяжелели. Да что со мной? — встряхнулся Федор. Насилуя себя, еще раз прошелся.
С восточной стороны стоянки наползал туман. Он сначала обволок техдомик, полностью скрыв его от глаз, потом подкрался к фонарю, завесив слабые золотистые лучики млечной пеленой. Рот раздирало зевотой. Кругом тишина. Слышно даже было, как пряжка самолетного чехла где-то царапала обшивку истребителя. Яковлев присел на колесо и, прислонившись спиной к стойке шасси, задремал.
...Федора тогда будто кто толкнул. Когда он раскрыл глаза, Козырев был в нескольких метрах. Он появился внезапно, вынырнув из ночного марева. Яковлев даже окликнуть не успел.
— Стой! Кто идет? — вяло прозвучало в ночи.
— Почему так поздно кричите? — набросился Козырев. — Спали?
— Никак нет! Я вас опознал, — схитрил Яковлев.
— Смотрите, Яковлев! Не в бирюльки играть нас призвали. Буду наблюдать за вами особо, — строго сказал лейтенант и ушел. Федор впервые видел его таким разгневанным.
Светящиеся стрелки часов показывали без двадцати пять. Ого! Больше часа продрых. Яковлев торопливо обошел самолеты. Все было в порядке. Только слегка покалывали пальцы на правой ноге. То ли отсидел, то ли в тесном валенке ноги застыли.
Вскоре пришла смена. Придирчивый Ивченко зорко осмотрел и прощупал каждую пломбочку. Никаких подозрений...
Врет, собака! Шантажировал. Не мог шпик в самолет тогда залезть, — вспоминает Яковлев широколицего дядю Колю. А пломбир?.. Да и проспал ты, паря, порядком. Федор машинально замедляет шаг. И действительно. Откуда же ему тогда знать, что я в ту ночь на посту спал?
Мысль, так решительно гнавшая солдата быстрее встретиться с капитаном Мельниковым, враз обрывается. На смену ей приходит другая, трусливая: куда мне торопиться? Шпионы никуда не денутся.
Сразу за проходной Федора встретил лейтенант Козырев. Может, ему рассказать? — вспыхнула мысль. И тут же погасла: офицер глядел на него очень сердито.
— Выпили?! А я вас, Яковлев, как человека отпустил.
В казарме Козырев подозвал дежурного:
— Оставляю рядового Яковлева под вашу ответственность. Немедленно уложите его спать! Предупреждаю, Яковлев, не вздумайте скандалить.
...Глаза у Яковлева были закрыты, а сон ходил стороной. Ну, что же делать? Что делать? — сверлило мозг. Эх, будь что будет! Просплюсь и позвоню капитану Мельникову. Ну, где же я видел второго?.. А через секунду мысли витали в Ногинске, что под Москвой. Там прошло его незадачливое детство, там сбился с пути-дорожки.
...Началось все с несчастных часов «Победа». Забежал он как-то к однокласснику Славке Черемных. Федору тогда от роду чуть-чуть до пятнадцати не хватало. Пока Славка на кухне щи хлебал, Федор в комнате фотографии смотрел, они на комоде в рамках стояли. Глядь — часы на кружевном кружке лежат. Новенькие. Тикают потихоньку, будто сердечко где-то внутри вставлено. Да и взял-то Федор часики вначале подержать только. Потом припрятал: пошутить вздумал.
Чем больше дней проходило, тем сильней расставаться с часиками не хотелось. Припрятал Федор их в погребе, в резной шкатулке, которую отец еще до войны смастерил. Спустится в погреб, откроет шкатулку, а в ней в тряпице часики. Заведет пружину, прислонит к уху стеклышком и слушает. Тикают хорошо, да не свои. На руке не поносишь.
Кто знает, чем бы дело кончилось, если бы не снюхался Федор с Петькой Рогиным. Года на три он был старше Яковлева. Говорил вяло, с хрипотцой. Мальчишки его не на шутку побаивались.
Федор сам сейчас не в силах уразуметь, чем притянул его Петька. То ли своим властолюбивым поведением, то ли грубой силой, то ли блатными словечками, которых в Петькиной речи было, как мух на помойке, а скорей всего, во всяком случае так Федору казалось, зубом золотым справа в верхнем ряду. Здорово эта фикса шла Петьке. Так и сверкала во рту. Даже кличку Петька получил — Фиксатый!
Словом, многие ребята перед Петькой преклонялись. И как часто в таких случаях бывает, то, что мальчишка скроет от ближнего, тем может поделиться с сильным. Так случилось
