Хуже Дальний Восток. А там Москва, столица, карьера, деньги. Возможности.
— А дом? Мой отец.
Он обиженно замолчал.
— Я не прав?
— В целом прав. Мы не допускали мысли о переезде, никогда. У нас и будущего-то нет. Есть квартира, машина, друзья, семья, а будущего нет.
Она рассмеялась, и посмотрела на Андрея, разглядывая фигуру в футболке и домашних шортах, остановившись взглядом на последних.
— И ты знаешь почему!
Тот скривился, бурно вздохнул, занес руку за шею, разминая.
— Венер, ну сколько можно? Нет их. И никогда не будет. Они бросили тебя. Кинули. Ты им никогда не была нужна.
Он замолчал, оценивая сказанное. То, как она воспринимает его слова.
Венера отвела взгляд в сторону, сделав еще глоток в резко пересохшем горле, втянула губы.
— Я думаю, ты не прав, — она подняла на него тяжелый взор. — Мне кто-то дал жизнь? Я не появилась ниоткуда. И я хочу знать кто? Уехать, означает бросить. Забыть о корнях, о поисках. Тебе легко говорить. Ты знаешь кто ты. Я же нет.
Она решительно поставила бутылку на прикроватную тумбу, встала и подступила к нему.
— Предложение конечно интересное, но я не хочу переезжать.
Он окончательно обиделся. Настолько, что не сдвинулся с места. Возвышался над ней напряженной горой, разглядывая из-под бровей. В ней мгновенно щёлкнуло чувство момента. Если уступить чуть-чуть, взять его за руку и потянуть в постель, и немного подтолкнуть, то…
Венера облизнула губы, соблазняюще повела плечом и с того соскользнула шелковая бретелька сорочки. Наклонила голову, оголяя шею, подошла к нему совсем близко, почти на цыпочках и взяла за руку.
— Хочешь помочь с похмельем? Все в таком мрачном свете, — прошептала она, поднеся руку Андрея ко рту, и неприлично облизывая его средний палец.
Он замер, задышал крепче, взвешивая предложенное.
— Отец, — вытянул губы вперед, дернул бровями, и понизил голос. — Куда он денется от тебя, а? Ты же знаешь, он меня не любит.
Андрей занес свободную руку за спину Венеру, и слегка притянул ее к себе.
Уголки женских губ виновато дрогнули в полуулыбке-полусожалении — верно, недолюбливает. Знал бы за что? Руки обвились вокруг его торса. Она ласково прильнула. Хотелось снять напряжение, томящее ее с ночных видений. Венера повела носом по мужской груди, ласково касаясь бедрами.
— Может, ты обсудишь это с ним? — спросил он.
Венера непонимающе подняла глаза. Руки скользнули на пах мужа, задели мужское естество сквозь ткань. Утро прекрасное время, чтобы говорить без слов. В тишине бессвязных вздохов и сокрушительных стонов. Протяжных, нежных, грубых, любых. Хотелось именно этого разговора давным-давно.
— С кем?
— С отцом. Я отвезу тебя.
Она подняла на него заволоченный взгляд, хлопая ресницами. Млея от скользящих прикосновений сильных мужских рук по спине, от растущей охоты. Все что угодно, лишь бы он не останавливался.
— Сначала похмелье.
Губы мужа накрыли ей рот, и Венера ответила на поцелуи, взахлеб. Изголодалась, жадничая, дрожа от ожидания. Приникла к нему, закрыв глаза. Ни к месту перед глазами всплыл образ мужчины в спа-салоне. Кого он целовал в данный момент ей было все равно. Хотелось разрядки, хотелось Марса Блицкрига.
— Обещай, что поедим сегодня.
— Да, — с этими словами сорочка соскользнула на пол. Туда же полетели футболка и шорты с трусами. Скороспелое обещание было тут же забыто и потеряло значение.
И только полчаса спустя, когда Венера отдышалась и сняла напряжение, она взглянула на мужа и ситуацию реальней. Для него важно переехать, иначе бы он не потратил целый день на поездку. И ведь знает, он скорее всего получит поддержку от ее отца. Тот никогда не хотел, чтобы Венера оставалась в Улан-Удэ. Если бы не поддержка Курумканского, она давно работала и жила где-нибудь в Иркутске. Она потянулась, разглядывая потолок спальни, зная, она все равно откажется, даже если это приведет к полному и окончательному разрыву. Терять в общем-то было нечего.
***
Спустя час, она стояла у шкафа, и обдумывала, что надеть в поездку. Дорога в дацан займет четыре часа в одну сторону и столько же назад.
Андрей помог восстановить события вчерашнего вечера, и сидя уже в машине, Венера размышляла о случившимся. Приятно, когда тебя ценят высоко, но так ли это на самом деле. По словам Тукаева, Джефри Смита осмотрели врачи в Лондоне. Их впечатлил уровень мастерства. В это ей хотелось верить. Можно от всего абстрагироваться и решить, коли другие думают, значит так и есть, но внутренний голос нашептывал, не настолько она хороша. Так не бывает. Вторая же часть натуры шептала, после происшествия в спа-салоне, кто ей докажет, чего бывает и не бывает?
Слова Тукаева успокаивали, и в самом деле, может она выгодное вложение и опытному глазу виднее, какой из нее выйдет специалист через пять лет. Но сам Тукаев с предложением, как кадровик и события в спа-салоне, казавшиеся ничем не связанными, вызывали в Венере чувство страха и сопротивление. Не хотелось ничего менять.
Даже если она согласится на операцию, в глубине души она знает, что откажется от предложения по работе. Андрей будет обижаться, может даже не будет какое-то время разговаривать.
Делая остановки в положенных местах, они, оставляли подношения в виде монет духу местности, духу дороги, читали мантры, сведя ладони вместе и подносили их ко лбу, а затем продолжали путь. Они проезжали села, любуясь шумящим льдом Байкала. Венера поглядывала на мужа ни в силах понять, как она могла думать, что любит его? Теперь то что казалось когда-то важным, исчезло.
— Дома. Почти дома, — шептала она, отмечая, как ближе к пункту назначения асфальт сменился белым настилом.
Им встречались избы с седыми столбами коновязи, обвязанные развевающимися на морозном ветру цветными лентами. Без хуралов в дацане не шумно. Один-два посетителя, не больше десятка в день. Андрей решил ждать в машине. Венера прошла гороо, натаптывая заметенный путь, готовясь к встрече, чувствуя, отец знает. Ждет. Когда закончила, поклонилась и зашла в маленький домик возле дацана.
Поклонилась низко, с уважением.
Дордже не изменился. Невысокий, с коротким седым волосом в малиновом кашае, перекинутом через плечо. Под ним теплый халат, в руках четки. Кроткая улыбка при виде дочери.
На столе маленький чайник. Рядом беленая дровяная печь, окошко, вышитые на атласе узоры с мантрами, календари с праздниками и хуралам. В углу стоит домашний алтарь с репродукциями святых лам, учивших отца.
— Мэндэ, басанган (Здравствуй, дочь).
Она молча села на скамью напротив, наблюдая, как отец спокойными движениями разливает чай по пиалам. Молча пили его, наслаждаясь сквозящей между ними гармонией. Затем он, убрав
