пожелаешь узнать, почему я так спешу, то я не захочу тебе ответить; а если ты не позаботишься узнать об этом, я еще менее буду заботиться рассказать тебе. Те, кто умеет различать хорошее и плохое в том, что они читают, скоро увидят ошибки, которых я не мог не сделать, а те, кто не поймет того, что читает, не заметят, что я ошибся. Вот, Читатель, благосклонный или неблагосклонный, все, что я хотел тебе сказать. Если моя книга понравится тебе настолько, что ты пожелаешь увидеть ее более исправленной, то купи ее в достаточном количестве, чтобы заставить напечатать ее второй раз, и я обещаю тебе, что ты увидишь ее дополненной и исправленной.[21]
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Труппа комедиантов прибывает в город Манс[22]
Солнце уже совершило[23] более половины своего пути, и его колесница, достигшая небосклона, катилась быстрее, нежели ему хотелось. Когда бы его кони пожелали воспользоваться покатостью дороги, они пробежали бы остаток дня менее чем в четверть часа; но они, вместо того чтобы тянуть ее изо всех сил, забавлялись курбетами, вдыхая морской воздух, заставлявший их ржать и напоминавший им о близости моря, где, как говорят, их хозяин покоится каждую ночь. Говоря по-человечески и более вразумительно, было между пятью и шестью часами, когда на манский рынок въехала повозка. Она была запряжена четырьмя претощими быками, предводительствуемыми жеребой кобылой; жеребенок ее резвился вокруг повозки, как это и подобает малым шалунам. Повозка была переполнена ящиками, сундуками и огромными свертками размалеванного полотна, образовывавшими пирамиду, на вершине которой красовалась женщина, одетая полугородски, полудеревенски. Рядом с повозкой шел молодой человек, столь же бедно одетый, как и богатый видом. На лице у него был огромный пластырь,[24] закрывавший глаз и полщеки, а на плече он нес длинное ружье, из которого настрелял множество сорок, соек и ворон, висевших вокруг него как перевязь, а внизу ее болтались подвешенные за ноги курица и гусенок; похоже было, что он их где-то подцепил. Вместо шляпы на нем был ночной колпак, увитый разноцветными лентами, и этот головной убор имел вид тюрбана, начатого и недоделанного. Его платье состояло из плаща легкой серой материи,[25] опоясанного ремнем, на котором висела столь длинная шпага, что ею нельзя было достаточно ловко действовать без сошки.[26] На нем были штаны со сборами и завязками внизу,[27] как у комедиантов, когда они представляют[28] какого-нибудь героя древности, а вместо башмаков — какие-то сандалии античного образца, сильно попорченные налипшею по щиколотку грязью. Рядом с ним шел старик, одетый несколько приличнее, но все же очень бедно. На спине он нес виолончель, и так как он шел немного согнувшись, то издали его можно было принять за огромную черепаху, идущую на задних лапах. Иной критик заворчит на это сравнение из-за несоразмерности черепахи и человека; но я имею в виду тех гигантских черепах, которые водятся в Индии, — и потом, я полагаюсь тут исключительно на собственный свой вкус.
Однако вернемся к нашему каравану.
Он проезжал мимо игорного дома под вывеской «Олень»,[29] у дверей которого собралось множество знатнейших горожан. Необычайность шествия и шум всякого сброда, следовавшего за повозкой, были причиной того, что все эти почтенные горожане обратили свои взоры на наших незнакомцев. Бывший тут же местный судья, по имени Раппиньер,[30] подошел к ним и с начальственным видом спросил, что они за люди. Молодой человек, о котором я вам говорил, не снимая тюрбана (потому что одной рукой держал ружье, а другой шпагу, чтоб она не била по ногам), отвечал ему, что они родом французы, а ремеслом комедианты; что его театральное имя[31] — Дестен, его старого товарища — Ранкюн, а женщины, рассевшейся, как наседка, наверху багажа, — Каверн.[32] Это чудное имя рассмешило некоторых из собравшихся, на что молодой комедиант заметил, что имя Каверн умному человеку не должно казаться более странным, чем Монтань, Валле, Роз или Эпин.[33] Разговор прервали драка и брань, которые послышались у повозки: слуга игорного дома ударил возницу, не предупредив, чтобы он остерегся, за то, что быки и кобыла слишком самовольно обращались с кучей сена, лежавшей перед дверью. Ссору прекратили, и хозяйка игорного дома, любившая комедию более, чем проповеди и вечерни, по неслыханной у хозяйки игорного дома щедрости позволила вознице досыта накормить скотину. Он охотно принял предложение; и пока скот ел, автор отдыхал и думал о том, что он расскажет во второй главе.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Что за человек был господин Раппиньер
Господин Раппиньер был тогда весельчаком города Манса. Нет городка, где не было бы своего весельчака. В Париже их даже не один, в каждом квартале есть свой; и я сам, рассказывающий вам об этом, был бы им, если бы захотел; но, как известно всем, много времени прошло с тех пор, как я отказался от всяких мирских сует.[34]
Но вернемся к господину Раппиньеру.
Он тотчас же возобновил разговор, прерванный дракой, и спросил молодого комедианта, неужели труппа состоит только из госпожи Каверн, господина Ранкюна и его.
— Наша труппа столь же полна, как труппа принца Оранского[35] или его светлости герцога д’Эпернон,[36] — ответил тот; но благодаря несчастью, которое с нами случилось в Туре,[37] где наш взбалмошный привратник убил стрелка[38] губернатора провинции, мы были принуждены спасаться в чем попало, — вот в этом наряде, в каком вы нас видите.
— Солдаты господина губернатора сделали то же самое в Флеше, — сказал Раппиньер.
Прибытие комедиантов в город Манс
— Чтоб их антонов огонь сжег! — вставила трактирщица. — Из-за них мы не увидим комедии.
— За нами бы дело не стало, — ответил старый комедиант, — если бы только у нас были ключи, чтоб достать костюмы; мы бы позабавили горожан четыре-пять дней, прежде чем отправиться в Алансон, где должна собраться наша труппа.
Ответ комедианта заинтересовал всех. Раппиньер предложил старое платье своей жены госпоже Каверн, а трактирщица две или три пары платья, находившегося у нее в залоге, Дестену и Ранкюну.
— Но вас только трое, — заметил кто-то из толпы.
— Я игрывал пьесы и один,[39] — ответил Ранкюн.
