Марина не изменилась. Разве что на скуле красовался синяк, да волосы обвились грозовой тучей вокруг головы. Кстати, тоже светлые, хотя и темнее, чем у остальных трех девушек. Айрис не помнила, какого цвета у нее были глаза, но сейчас, взглянув ей в лицо, даже не удивилась. Холодный блеск серо-зеленых глаз резал, как клинок. В отличие от других невест, Марина была не в платье, а в брюках и мужском камзоле. Не иначе как ее поймали при побеге. И синяк, скорее всего, оттуда же.
Айрис поспешно отвела глаза от Марины и прислонилась к переборке, не зная, куда себя деть, и что вообще делать. Выручила толстушка, которая, кажется, освоилась лучше всех, взяв на себя роль хозяйки.
— Эй, я тебя спрашиваю, ты кто? — окликнула она ее, подходя со стаканом в руке. — На, водички попей, полегчает.
— Айрис, — пролепетала девушка, благодарно принимая воду. После всех ночных приключений, но особенно после печенья мадам Этвелл, пить хотелось страшно.
— Айрис, а дальше?
— Приемная дочь Этвеллов, — вставила Марина Торуоли и закинула ноги в высоких сапогах на стол. — А что она тут делает — вот интересный вопрос. Здесь какая-то подстава, не иначе. Маги Саадула не стали бы брать в жены дочь шлюхи.
«А сейчас ты откроешь рот и скажешь, что твоя мать не шлюха», — велела себе Айрис, но лишь потупила глаза. Она все еще была сиделкой Этвеллов, безотказной и беззубой.
— Сама ты шлюха, — неожиданно вступилась за Айрис полная девушка. — Изображала из себя статую, вот и изображай дальше. И без тебя тошно. Я — Селена Марон, вон те дуры в кружевах — Скарлет и Ливия Лавуатье, фамилию ты слышала, догадываешься. Ну а со стервой Торуоли ты, похоже, знакома.
— Нас всех убьют! — вдруг зарыдала одна из Лавуатье, и Айрис догадалась, что девушка занималась этим давно. Ее появление в каюте лишь временно остановило водопад слез. Встав из-за стола, Ливия (а может, Скарлет?) бросилась на кровать, уткнув лицо в тощую подушку.
На белье, наверное, тушь останется, не отстирать, почему-то подумала Айрис и вопросительно взглянула на Селену, которую негласно записала в главные. Может, помочь? Дочь генерала, а это была она, решительно помотала головой. Мол, сама справится. Пройдя к столу, она отодвинула стул и села, заняв, всю широкую сторону. Потом скинула со столешницы ноги Торуоли и показала Айрис на свободный стул. Та послушалась, присев на краешек. Ноги, и в самом деле, держали плохо.
— Мы все умрем, это без сомнений, — согласилась Селена с плачущей девицей. — Но лично я собираюсь прожить еще лет сто, у нас в роду долгожители. Самое дурное, что могло случиться — случилось. Нас предали. Поэтому будем сами за себя.
Марина взглянула на нее с некоторым интересом, Айрис с восхищением, а та из близнецов, что не рыдала — с надеждой.
— Сбежим! — решительно заявила Селена Марон. — Я своему бате предательство не прощу, как вернусь, все хоромы его спалю вместе с любимой псарней. И вам то же советую. Пусть знают нас и боятся.
— Что ты несешь? — фыркнула Марина. — Сбежит она, дом спалит… В уши этим дурам заливай, но точно не мне. Ты хоть когда-нибудь на корабле была? В море ходила? Корвет — клетка, здесь человек триста экипажа, вахта днем и ночью. Ну, и самое главное — мы в море, кругом вода. Ты хоть плавать умеешь? Батя твой не предатель, он расчетливый и умный мерзавец. Про любовниц Марона весь остров наслышан, да он спал и видел, куда бы тебя из дома деть. Вот только отъелась ты так, что на тебя никто из видных женихов и глядеть не хотел. Корова ты, а возомнила из себя невесть что. И не закатывай глаза, мы на одном острове живем, тут все про всех знают.
— А я своего папу люблю! Его заставили меня отдать! — неожиданно подала голос рыдающая на кровати девушка.
— Да никто его не заставлял, Ливия, — вздохнула ее сестра. — Торуоли права. Все они — расчетливые и умные негодяи. Наш родитель — делец, хорошо, что мама не дожила до этого позорного дня. Других сестер тоже жаль. Всех раздадут, как товар. Разве что Оливии повезло, ее жених папе, вроде как, понравился. Богатый и знатный. А вот тебе, — Скарлет кивнула в сторону Айрис, — я даже завидую. Нет ни отца, ни матери, никто не предавал, просто жестокие обстоятельства. Про мадам Этвелл можешь нам не рассказывать. Мы все знаем, зачем она детей из приютов берет — чтобы на прислугу не тратиться.
— Она хорошая, — робко вставила Айрис. — Вот, печенье мне напекла в дорогу.
— Дай сюда, — Селена притянула к себе коробку, зачерпнула горсть сладких завитушек, и швырнув одну в Марину, сказала:
— Эй, доска палубная, ты такое не ешь, верно? Водорослями только, небось, питаешься?
— Да я тебя сейчас! — вспылила Торуоли и, схватив стакан, замахнулась, намереваясь размозжить его о голову Марон.
— Стойте! — вмешалась Скарлет, которая, кажется, была самой благоразумной из всего их насильно собранного коллектива. — Слышите, отплываем.
Девушки, не сговариваясь, бросились к иллюминатору, лишь Айрис продолжала сидеть на стуле — у нее не осталось сил даже на любопытство. Впрочем, она тоже заметила изменения. Палуба под ногами стала раскачиваться сильнее, а к крикам команды добавился новый звук. Гудение было ни на что не похоже, вроде как и не колокол, а с другой стороны, будто все небо над головой загудело. Не сразу до Айрис дошло — паруса. То был голос сотен полотнищ, освобожденных умелыми руками матросов на радость ветру.
— Только вода, — разочарованно протянула Селена. — Даже дальнего утеса не видно. Я море никогда так ненавидела, как сейчас.
— Море не виновато, — заявила Марина, вытягиваясь на центральной койке. — Оно же нас и спасет.
— Говорят, ты нюхалась с пиратами, — прошептала со своего места Ливия. — Может, подать им весточку? Я слышала, бутылки там в воду с посланиями кидают.
— У тебя есть бутылка? — хмыкнула Торуоли. — У меня нет. И если подумаешь, то поймешь, куда она приплывет — в дом к твоему любимому папочке. И правда, почему бы
