стонало и вскрикивало.
— Обезьяна? — неуверенно прошептал Каген. — Горилла?..
— Непохоже, — покачала головой Нкале, — у гориллы не должно быть хвоста.
И вдруг существо зашевелилось! Оно словно пыталось встать на ноги. За его спиной поднялись большие белые крылья, затрепетали и тут же опустились. Бревно закачалось. Чудище судорожно вцепилось в него, чтобы не упасть в воду… Скорбный крик снова коснулся нашего слуха.
— Крылатая обезьяна!.. — еле вымолвил Каген. — Она ранена…
У меня перехватило дух.
— Это оно!.. — сдавленным голосом подтвердила Нкале. — Неизвестное науке…
Существо вновь беспомощно захлопало крыльями.
Мы подлетели поближе и опять повисли на лианах. Загадочное животное тихо стонало.
— Если мы не поможем ему, — с отчаянием зашептала Нкале, — оно свалится в воду и утонет…
Раздумывать было некогда. Я отпустил лиану и, сделав знак Кагену, чтобы он следовал за мной, устремился вперёд…
Но что было дальше, пусть лучше расскажет Каген: последнее, что я помню, — страшный удар по черепу, горло сдавило железной хваткой, меня рвануло вниз и потащило под воду. Я потерял сознание…
— Тькави и крикнуть не успел. Было похоже, что оно его специально подстерегало. А потом, раз!.. И ничего нет! Ни Тькави, ни того — другого. Одни пузыри на воде. А сверху Нкале кричит не своим голосом. Только я не разобрал что, сразу нырнул. Сперва ничего не увидел. Потом увидел руки и смутно туловище.
Рассмотреть ничего нельзя — сплошные водоросли. Ну, всё-таки захватил поперёк тела, вынырнул. Смотрю, а это Нкале. Оказывается, она тоже нырнула…
Потом мы ещё минут пять ныряли вместе — всё напрасно. И тут вдруг увидели — прямо из воды по берегу след, будто проволоклось что-то. И отпечаток руки… Ну, вы сами понимаете, что мы подумали. Попробовали пойти по этому следу в кусты, но там такие заросли — стена! И след сразу же потерялся…
Вернулись, стали кричать. Никакого ответа. Нкале прямо трясётся вся. Тогда я говорю: «Ты оставайся тут, карауль это «место», а сам в лагерь. Всех на ноги поднял, долго ли!.. Взяли моторный катер, самый быстроходный, зажгли фонари, факелы. Понеслись, как ракета.
Уже недалеко от того места, где удав заглатывал своего кабанчика, смотрим — выходит на берег человек, почти голый, в леопардовой шкуре. Делает знаки, чтобы мы остановились, кричит. Наши учёные, правда, не хотели останавливаться, не до него им было. Но Элиас Кимараре велел причалить. Он сказал: «Это тот самый, что вечером приходил. Хитрый, смелый охотник, замечательный следопыт. С ним — найдём. Он ещё днём выследил это животное»… Рам Чаран, хотя был очень расстроен, всё-таки переводил. Он самый спокойный из всех — Рам Чаран.
Не успели причалить, этот лесной охотник хватает на плечо свой мешок — очень большой мешок — и лезет к нам… А вид у него такой довольный и гордый, будто он открыл закон всемирного тяготения. Он стукает себя кулаком по груди, показывает на свой мешок и что-то говорит Элиасу. А Рам Чаран прислушивается к их разговору, и глаза у него лезут на лоб, и он переспрашивает, и смотрит на мешок, но дотянуться до него не может — он на другом конце катера, далеко от нас. И Рам Чаран говорит мне: «Теперь всё понятно! Этот человек поймал-таки крылатую обезьяну, она у него в мешке. Их было две. Он поймал одну, а другая, наверно, схватила нашего Тькави… Он говорит — обезьяна не очень сильная — есть надежда, что Тькави ещё жив…»
Тут мы уже домчались до того места и увидели Нкале. Она так плакала, что ничего даже сказать не могла. При свете факелов её всю было хорошо видно вместе с крыльями. Я хотел уже полететь к ней, но тут случайно посмотрел на охотника и прямо не узнал его. Стоит бедняга совсем растерянный, посерел весь и переводит глаза то на Нкале, то на свой мешок. А в мешке что-то копошится и так жалобно стонет, таким знакомым голосом!.. Я бы раньше сообразил, если бы мотор ревел не так громко… Вот и всё… Ну, если не считать того, что Тькави не очень любит, когда ему напоминают этот случай и даже в шутку называют «Крылатая обезьяна», к тому же «не очень сильная»!
— Да, не люблю. Потому что Каген нарочно делает вид, что не понимает самого главного. Дело ведь не во мне, а в этом замечательном лесном охотнике! Пусть он принял нас за неведомых крылатых обезьян, когда мы гонялись за стадом мартышек. Пусть ему не поверили в лагере!.. Но ведь это всё-таки очень здорово, как он придумал приманить и поймать нас, вернулся в лес и привёл свой план в исполнение!.. А косматый плащ из травы, маску из тыквы, побеленные крылья из банановых листьев и хвост он подарил мне на память об этом деле. И я возьму их с собой на нашу планету!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой покинутый всеми Тькави размышляет о разнице между саваннами и джунглями, завидует друзьям и готовится к приёму радиорепортажа
Утро в тропиках наступает сразу. В четыре часа ещё совершенно темно. В половине пятого на горизонте появляется огромное красно-рыжее солнце. А в пять оно жарит уже вовсю.
Охотники и ловцы зверей выехали из лагеря затемно. Моторные катера повезли их на другую сторону озера — туда, где начиналась саванна. В лагере остались только дежурные, ветеринар и я. Доктор, осмотрев мою голову, велел мне временно воздержаться от охотничьих экспедиций. В утешение он сказал:
— Могло быть хуже.
Я и сам понимал — если бы М'Коло (так звали лесного охотника) не задумал взять крылатую обезьяну живьём, он стукнул бы посильнее — он мог. Нкале и Каген готовы были
