замотал головой.
— Нет, мы по другому вопросу, — вклинился Кошкин. — Во-первых, по поводу странных происшествий с детьми в вашем дворе. Кирилл, что ты об этом знаешь?
Мальчик покосился на отца, потом нехотя выдал:
— Ничего...
— Ты видел кого-то из потерявшихся детей?
Кирилл помотал головой: нет, мол, не видел.
— А я знаю, что вчера ты был во дворе, когда там нашли мальчика.
— Не был! То есть я просто домой шёл. Задержался у Кольки. Я ничего не знаю!
Мальчика вдруг затрясло. Отец встал со стула, подошёл к сыну, обнял.
— Кирилл, всё хорошо. Ты что-то знаешь про этих детей?
— Нет, папа...
— Это может быть опасно, — заявил Кошкин. — Вам лучше всё рассказать — мы разберёмся.
— Вы мне не поверите! Никто не поверит! — заплакал ребёнок. — Они подходят... говорят: “Это ты!”... а я... я... я не знаю... кто это... почему... не знаю!
Мальчик захлебнулся рыданиями и прижался к отцу.
Кошкин покосился на Руслана. Тот кивнул.
— То есть, — подключился Бьёрн, — ты видел детей, которые говорят тебе: “Это ты”?
— Да... мне страшно... я...
— Кирилл, почему ты мне не сказал? — мужчина мягко отстранился и слегка встряхнул заплаканного сына.
— Я не знал, что это... не знал, как сказать...
Мальчик всё плакал и плакал. Признаваться оказалось страшно, но молчать было ещё страшнее. В его рыданиях Руслану слышался пережитый ужас и одновременно облегчение.
Через полчаса Кирилл сумел связно поведать о странных визитёрах. Оказалось, что он четыре раза видел незнакомых жутких детей в этом году и дважды в прошлом. Но тогда, прошлым летом, он решил, что ему показалось. Не могла же на самом деле в его дворе среди ночи стоять девочка в пижаме и таращиться в его окно. Наверное, ужастиков пересмотрел. Во второй раз он, возвращаясь поздно вечером от приятеля, заметил, что “скорая” увозит совсем мелкого пацана, завёрнутого в одеяло. Кирилл не обратил на это внимания, но позже понял, что мальчишка был не местный и, кажется, родителей рядом с ним не было.
А в этом году он дважды видел детей в окно. Они смотрели прямо в его комнату и тыкали пальцем в его сторону. Что-то шептали.
Потом кошмарный пацан с закатившимися глазами подкараулил его у дома и, так же выставив палец, прошептал:
— Это ты!
И упал без чувств. Будто выключился. Кирилл малодушно убежал, но видел в окно, что мальчишку нашла соседка, возвращавшаяся с прогулки с собакой.
Об этих детях много говорили его приятели во дворе. Одни считали, что это жертвы извращенца. Другие твердили, что странные дети — лунатики. Третьи полагали, что те ребята одержимы. Но все видели тех детей только издали. Никто с “этими лунатиками” не разговаривал. Ни в кого они не тыкали пальцами и никому не говорили: “Это ты!”
И Кирилл решил не быть особенным. Решил никому не говорить о том, что “эти лунатики” ищут его. Вдруг, если пораньше возвращаться домой и пореже смотреть в окно, всё как-нибудь само наладится? В прошлом году же сработало...
— У следствия есть ниточка, — сказал Кошкин, когда мальчик замолчал. — Она ведёт к лагерю “Новая смена”. Ты там был, Кирилл?
— Нет, — помотал головой мальчик.
— А в прошлом году?
— Я вообще никогда в лагерь не ездил. Скажи им, пап!
Руслан перевёл взгляд на отца и замер. Мужчина страшно побледнел, осунулся и будто постарел лет на десять.
— Хорошо, тогда мы поговорим с твоим папой, — сказал стажёр, бросив взгляд на хозяина квартиры. — Кстати, Кирилл, ты мне покажешь, где у вас ванная?
Кошкин кивнул Руслану и вышел вместе с мальчиком.
Отец, казалось, не заметил, что сын ушёл. Сидел и смотрел в никуда, неподвижный, как статуя.
Бьёрн встал с дивана и подошёл к мужчине.
— Так это ваш приятель остался в люке возле “Новой смены”? — негромко спросил видящий.
Мужчина вздрогнул и деревянно кивнул. Потом проскрипел:
— Да... это Юрка... он не понял, что я вырос... Юрка...
Потом он вдруг встряхнулся и уставился на Бьёрна дикими глазами.
— Кирилл! Мой сын! Юрка его не тронет?!
— Нет, — покачал головой Бьёрн. — Расскажите, что случилось.
— Я не хотел... — мужчина сгорбился и опустил голову. — Мы тогда договорились в заброшенный санаторий съездить. Хотели привидений ловить. Мне отец запрещал на заброшки ходить и всякой такой ерундой заниматься, но интересно же. В детстве всё интересно, а если опасное, то прям совсем хорошо.
Он тяжело вздохнул и продолжил:
— Мы с Юркой тогда пошли вдвоём. Вовка заболел, Димку к бабке увезли, Саньку на огород загнали. А мы решили, что не струсим и вдвоём поехать. Уехали в Заречье. Лазали там по закрытым корпусам. Бегали между яблонь. А потом...
Мужчина судорожно вздохнул и заговорил быстрее и тише:
— Потом мы поссорились из-за какой-то ерунды. Слово за слово — и я на него замахнулся. Юрка язык показал и отскочил, а там люк... господи! Там был люк, а нём вода. Кипяток! И я убежал. Уехал домой и никому ничего не сказал: Юрка всё равно не жилец, а меня отец отлупил бы за то, что играл где не надо. Он пил тогда и бил и меня, и мать... мне было десять — я испугался! Юрка... господи...
Плечи мужчины затряслись. Он плакал без слёз, и Руслан отвернулся, потому что смотреть на него было стыдно и страшно. Он пытался не думать о словах существа о том, что мальчик случайно упавший в подземный туман, умирал долго.
— Вы должны поехать с нами, — Бьёрн помог мужчине подняться. — Юра хочет, чтоб вы попросили прощения. Тогда он сможет успокоиться. Едем.
Благодаря корочкам Максима Кошкина перелезать через забор не пришлось. Видящие в сопровождении понуро бредущего мужчины прошли через центральные ворота и долго шли к мёртвым яблоням.
Стажёр остался беседовать с администрацией лагеря. Обещал дождаться их, а потом доложить начальству о результатах расследования и о поведении того коллеги, который так взбесил Бьёрна накануне.
На фоне пасмурного дня чёрные стволы деревьев выглядели мрачно и торжественно.
— Он услышит? — негромко спросил Руслан.
Наставник молча кивнул в ответ.
Мужчина, пришедший с ними, подошёл к люку и прошептал:
— Юрка, прости меня... Юрка, мне так жаль... двадцать лет прошло. Я вырос. Женился. У меня сын, Юра.
