— Да, я закончил с порчей, — тут же отчитался Ричард и поспешил уступить место у кровати.
— В таком случае, оставьте его на меня, — кивнула целитель, не уточняя, почему Ричард сам не мог до конца вылечить глаза солдата.
Позже он пересказал случившийся диалог Кристоферу и Джеймсу. И если Кристофер при упоминании алхимиков только плечами пожал, то Джеймс встрепенулся:
— Алхимики? Это очень серьёзно. Отец рассказывал, что само их искусство отрицает учения о святых и магах.
— Но кто они такие и откуда взялись? — спросил Кристофер.
Джеймс пожал плечами.
— О них не принято говорить. Как я понял, это что-то даже более худшее, чем отступники, которые просто практикуют запрещённые чары. Магия или святая сила — это врождённые способности, передаваемые от родителей к их детям. Ни тому, ни другому нельзя просто так научиться, руководствуясь только собственным желанием. Однако каким-то образом алхимики — люди, не наделённые такими способностями, — научились ими пользоваться в извращённом варианте. Я слышал, само мироздание стонет, когда они запускают свои механизмы. Они совмещают несовместимое и попирают все известные святые каноны.
Ведомый любопытством, Джеймс написал своему отцу, рассчитывая получить какие-то ответы, но вместо этого барон Спел строго-настрого запретил сыну интересоваться этой темой, обещая летом хорошую взбучку, если он нарушит его наказ и попробует самостоятельно добыть информацию.
«Учись и не поднимай нос из учебников, чтобы попасть на хорошую службу в столице, а не на передовой. Даст бог, и тебе вообще никогда не придётся задумываться о такой чертовщине, как алхимики, как и встречаться с ними», — написал он.
Тем временем наступила весна. Раненых в госпитале прибавлялось с каждым днём, и после обеда на практическом занятии со студентами дежурила не только Этвуд, но и Кэмпбелл, помогая целителям. Ричард в первый раз видел Кэмпбелла за работой, а не в аудитории, среди множества схем и таблиц, и должен был признать, что он хорош. Гораздо лучше Этвуд, которую до сих пор Ричард считал эталоном целителя-практика. Кэмпбелл не задавал лишних вопросов и почти не смотрел в истории пациентов. Казалось, ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что именно случилось с его новым подопечным, секунды на принятие решения, а дальше он просто молниеносно накладывал одно благословение за другим, словно сила духа в его теле была бесконечной. Столкнувшись с порчей, подобной той, с какой работал Ричард уже пятнадцать минут, Кэмпбелл её за секунду играючи, как рукой смахнул, словно это был не сгусток тёмной материи, прицепившийся к духовному телу и высасывающий из него жизнь и здоровье, а обычная дорожная пыль или надоедливая муха.
— Говорят, пятнадцать лет назад, во времена предыдущей войны с отступниками, он был на передовой в первых рядах на протяжении всего времени, — шепнул Кристофер, который тоже краем глаза косился на Кэмпбелла. — Вытаскивал с того света тех, кого едва ли не на куски разорвало запрещённой магией. После войны о нём долго ничего не было слышно, а несколько лет назад, когда начал развиваться новый конфликт, его каким-то образом отыскали и уговорили вернуться если не в армию, то хотя бы в академию и занять профессорскую должность.
— То есть он герой войны? — спросил Ричард.
— Что-то вроде того, — сказал Кристофер, но не успел объяснить дальше, потому что в это же время Кэмпбелл рявкнул так, что стёкла задрожали:
— Ложись!
То, что случилось дальше, Ричард запомнил урывками, и только потом понял, что стёкла дрожали не от силы голоса Кэмпбелла, а из-за силы проклятия, наложенного на одного из раненых рыцарей. Кто-то из целителей поставил неверный диагноз, и в отделение со сравнительно неопасными порчами привезли рыцаря с проклятием отложенного действия. Отступники напитали его тело магией, буквально превратив в бомбу с развитой цепной реакцией, которая при взрыве могла заразить всех, кого не убьёт, превратив в точно такие же бомбы. Ричард, как и многие, только успел обернуться на окрик Кэмпбелла и увидеть, как весь свет в помещении госпиталя молниеносно словно всасывается в тело рыцаря, а затем оно вдруг разорвалось на куски, полетевшие во все стороны чёрными брызгами. Одновременно с этим сквозь тело Ричарда словно прошла волна жара, и на много метров вокруг него пространство вспыхнуло тысячами ярких льдистых искр. Тьма, вырвавшаяся на волю при столкновении с этими искрами шипела и распадалась, не оставляя после себя ни следа.
Сразу же следом послышались крики, поднялась суматоха, и была объявлена эвакуация. Не пострадавшие целители выносили раненых на носилках в другие помещения. Те, кто был заражён, перемещались на карантин, где ими занимались более могущественные и квалифицированные целители, которым было под силу распутать клубок проклятия и остановить цепную реакцию. Этвуд собирала не пострадавших студентов, в то время как Кэмпбелл оказывал помощь тем, кто попал под удар. Следом появились маги. Разбившись на группы по пять человек, они создавали магические круги для наложения чар рассеивания, чтобы уничтожить в помещении те сгустки тьмы, что ещё остались на стенах и трёх погибших от взрыва.
— Что это было? — спросил Кристофер, когда они выбрались наружу.
— Не знаю, — скорее автоматически, чем осознанно ответил Ричард, который даже не сумел понять смысл вопроса друга. Что было что? Взрыв? Серебристые искры, как тысяча мелких льдинок? Ричард сам был не уверен в том, что случилось, и ему было нужно время на анализ случившегося.
А вечером его подкараулил Кэмпбелл, грубо схватил за руку и затащил в пустую аудиторию, где обычно у них проходили лекции.
— Не приведи Бог, — тихо прошипел он. — Не приведи Бог вам кому-нибудь рассказать о том, что сегодня произошло, и что вы сделали.
— Я ничего не… — попытался возразить Ричард, инстинктивно напуганный внезапным появлением профессора. Он попытался осторожно освободить свою руку, но Кэмпбелл только сильнее сжал предплечье и встряхнул Ричарда.
— Вы отлично знаете, что вы сделали. Вы можете солгать мне или кому угодно другому, но не себе, — Кэмпбелл говорил предельно тихо, но яростно, отчего сразу становилось ясно, что он крайне зол. До сих пор Ричарду ещё ни разу не удавалось настолько вывести его из себя. — Кто бы ни задал вам этот вопрос, как бы сильно вам ни хотелось похвастаться кому-то во всех подробностях, и как бы вы сейчас собой ни гордились за спасение людей, запомните мои слова: сегодня вы
