царя Ирода здесь была величественная крытая колоннада. Только мало кто помнит об этом, и даже камни перемешались на этой горе, позабыв места, на которых стояли прежде.
— Так мы… мы на Храмовой горе? — тихо прошептал он.
— Гора Мория, Сион, Харам аш-Шариф, у этой горы много названий! Ты удивлен повстречать меня здесь, на этом святом месте? Как видишь, сюда могут возноситься не только Джебраил и пророки.
Разумеется, Евгений был потрясен! Ему не доводилось бывать на Храмовой горе, поэтому он не узнавал окружавших его строений, кроме, разве что, того изумительного купола, мимо которого он пролетел. Такой купол он мог видеть на старинных фотографиях или, быть может, на открытках с видами Иерусалима.
— Говорят, именно отсюда началось сотворение мира, — вспомнил он, поглядев в синее-пресинее небо.
— Ты, наверное, имеешь в виду Купол Скалы, Ас-Сахра? — Лючия медленно приподняла руку, указав на тот самый золотистый купол за деревьями. — Скажем так, это было удобное место…
Она уклончиво хмыкнула, то ли разыгрывая его, то ли подразумевая некий иной смысл этих слов. К сожалению, Евгений не был специалистом по истории Храмовой горы и легендам, связанным с ней, но он понимал, что падшего ангела с этим местом, должно быть, что-то связывало еще до низвержения его на землю. Вероятнее всего, сакральное пространство вокруг, наполненное священными образами, именами, подземными гротами, ступнями, дорожками, входами и выходами было отображением недоступного осязанию духовного измерения, в котором у этих видимых объектов появлялись дополнительные значения. Значения, которые оказывали воздействие на сознание и могли влиять на события в потоках времени, на ход самой истории.
— Ты вспоминаешь о Нем? — спросил Евгений загрустившего Люцифера. — Ты всегда вспоминаешь здесь о Нем…
— Раньше одна мысль об этом вызывала у меня безудержный смех, сводила с ума. Но сейчас, ты знаешь, сейчас мне все равно, — сказала она безразлично.
— Ты ведь любила Его когда-то, и Он любил тебя.
— Пытаешься причинить мне боль? — обиженно поджав губы, отвела глаза Лючия. — Или ты действительно ничего не понимаешь?
— Возможно, я чего-то не понимаю, но мне кажется, Он бы мог тебя простить, Бог всемогущ и милостив, Он может простить даже падшего ангела. Разве нет?
— О, да! Он милостив! Он всех прощает! Любые грехи насильников, убийц, прелюбодеев, но сумеет ли Бог простить Самого Себя? Ты прав. Он любил меня когда-то, как никого на свете, когда задумывал все эти Свои творенья! Он использовал меня, когда я была Ему нужна. А потом? Знаешь, что было потом? Он меня бросил — и ради кого? Ради человека, ради этих никчемных, мелочных и скудоумных существ, именующих себя людьми.
Евгений растерялся от столь неожиданных откровений. Он и сам не представлял, чем можно было искупить грех преднамеренного убийства, изнасилования невинной девочки. Ему просто не хватало воображения, чтобы понять, чем можно искупить подобные преступления, а ведь люди были способны совершать куда более страшные деяния! Он отказывался признавать так называемые «законы», по которым даже серийные убийцы, загубившие сотни душ, спокойно отбывали наказание, как будто, отбыв его, и вины за ними по решению суда уже не оставалось.
Еще сложнее ему было представить искупление грехов падшего ангела. Как знать, возможно, есть преступления, которые невозможно искупить никаким наказанием… Но его размышления прервала Лючия, которая вновь заглянула ему прямо в глаза.
— Тебе не понять, Эжьен, что чувствуют сыны Израэля там, у Стены плача!
Она кивнула в сторону галереи за спиной Евгения, с обратной стороны которой располагалась Стена плача, и продолжила:
— Он нарек их Своим избранным народом! Обещал им вечное Царство! Что с того? Он их бросил, Эжьен! Он их тоже бросил. Понимаешь? На этой горе не построить Храм, который всех примирит, где всем будет воздаваться по справедливости, ибо справедливости для всех не существует! Когда голодных и страждущих кормят ароматным пловом, в чем вина того агнца, из которого приготовлен плов? Любое действие — грех, бездействие — грех! Мысли — грех, отсутствие мысли — тоже грех! Жизнь и смерть — грех! Что ни сделай, о чем ни подумай — все грех! Муки неразделенной любви — то единственное, что дает Бог в конечном счете.
— А Сатана, значит, тебя не использует? Он что — любит тебя?
— Это совсем другое, — она стала обходить Евгения кругами. — Конечно, он использует меня! Он использует всех! Но он учит тому, что только безграничная любовь к самому себе имеет значение. Ибо только любовь к себе никогда тебя не предаст.
— Мне так не кажется.
В ответ Лючия звонко расхохоталась и закружилась, держась за края ситцевого платьица. Ему вспомнилось, как она кружилась с ним в каком-то позабытом сновидении, когда они стояли вместе в ночи на крыше готического собора и почему-то плакали, как дети. Может, это был такой трюк, к которому она прибегала, чтобы вызвать доверие, а может, она, действительно, была способна к сочувствию, только не могла с собой ничего поделать, не знала, как остановить свою разрушительную изуверскую месть.
— Эжьен, мы же одни на этой горе! Ты видишь здесь Бога? Нет! Но ты видишь здесь меня. И так было всегда! Всегда, когда люди стремились к Богу, сначала они приходили ко мне, а не к Богу. Знаешь почему?
— Нет… ну так объясни, если сможешь.
— Да потому, что любовь к себе и любовь к Богу невозможно различить. Это почти одно и то же! — наклонившись вперед, весело ответила Лючия. — Представь, сам Мухаммед совершил ночное путешествие на место этой Отдаленнейшей мечети, после чего вознесся на небо! Первоначальная кибла для намаза находилась здесь, на Храмовой горе, пока великий пророк, погрузившись в раздумья, не осознал, что человек порочен по своей природе. Люди не способны различать истинное от ложного, которое может лишь казаться истинным. Вот для чего кибла была перенесена в Мекку, чтобы напоминать об этом различии. Но разве это вам помогло?
Муса, Ибрагим, Иса! Все пророки знали об этом изъяне человеческой природы. Они придумывали для людей очищающие обряды, создавали свои учения, чтобы как-то преодолеть сей врожденный порок. Но ничего не помогло! Назарей совершил величайшую глупость, родившись и пожертвовав Собой… Для чего? Скажи, для чего Он это сделал? Ради всего этого?
— Ты же знаешь не хуже меня. Все не так просто… — поджал губы Евгений.
— Ах, да! — Лючия сделала извинительный и одновременно пренебрежительный жест рукой. — Это все из-за Нее! Не ты первый — не ты последний, кто думает, что избрал путь к Истине. Только что это тебе дает? На этом пути тебя ждут только муки, только страдания.
