я.
— Да, подожди, сейчас найду.
Она начинает копаться в своей сумочке и достает мне миниатюрное серебряное зеркальце. Хорошо… Глаза серо- голубые, нос с горбинкой, чему я искренне рад. Волосы длинные, по плечи, немного вьются. Русые, несильно отдаются рыжиной. Из растительности только бакенбарды.
Далее, чтобы не вызвать никаких подозрений исключительно аккуратно пытаюсь осмотреть одежду. В голове пролетает странная мысль: "странно, что не бабочка… Ладно, хоть тройка." Я действительно сижу в костюме-тройке серого света. Она отвлекает меня от раздумий и попыток вспомнить или осознать.
— Я сейчас вернусь.
Эта фраза донеслась до моих ушей лишь тогда, когда в купе я был уже один.
Что мы тут делаем? Куда мы направляемся? Вопросов много больше, но это пока что основные. Конечно, можно было бы просто спросить у нее или проводников. Посмотреть на билеты в конце концов. Как противоречиво. Хочу знать, но не прилагаю для этого никаких усилий. А может быть ответы и без того известны мне?
Поезд начинает движение. Я смотрю в окно. Среди толпы провожающих я замечаю того, кто смотрит прямо на меня. Его лицо как и её — кажется мне родным и незнакомым.
Молодой человек, лет двадцати шести. Он стоит спиной упираясь в колонну, а ногой в ее приподнятое основание. Короткая стрижка по бокам, практически бритые виски, не гармонично длинная челка. Челка зафиксирована чем-то вязким, что бы держалась на ветру. Русый. На правом глазу монокль, левый глаз он щурит. Завитые усы и небольшие бакенбарды. В левом ухе блеснули две крупные серьги. На шее висел галстук- бабочка черного цвета и с серебряным черепом на месте узла. Странно, но я так же успел запомнить его особую обувь, которая, как и весь его образ, выбивалась из общей массы. Ботинки были из черной кожи, шнуровки я не заметил. Подошва была нетипично толстая. Она прибавляла его росту сантиметров 7.
Но самое важное — это взгляд. Такой же, как у моей попутчицы. Наполненный осознанностью, болю и бесконечной усталостью.
Поезд тронулся и молодой человек, наблюдавший за мной, выпрямился. Я видел движение его губ. Слова были направлены его спутнице, о которой, однако, я ничего не могу сказать.
Я думаю, она была чуть ниже его. Но этот эффект абсолютно точно достигался благодаря его особенной обуви.
— До чего же странно, порою, складываются события — она уже стояла позади меня и наблюдала за мной. В руках были две рюмки для ликеров и бутылка чего-то — я и сама не думала, что мы отправимся Домой не вместе. Он передал тебе письмо, если помнишь… — последняя фраза была сказана немного задумчиво.
— Что ты принесла?
— Тебе необходимо в лазарет после нашего возвращения. Ты сам не свой. Возможно мы слишком часто путешествуем последнее время, можем взять небольшой отпуск — она откупорила крышку и разлила напиток по рюмкам.
— За переезд.
Мне стало понятно, что наши «путешествия» преследуют какую-то определенную цель. Что мы ищем? Или кого мы ищем? Вопросы не давали мне покоя.
— За переезд.
Мы приподнимаем бокалы. Она пьет залпом, я хочу распробовать напиток. Травяной ликер. Вкус сложный, но невероятно знакомый. Опять же, я не помню когда и как я его пил.
— Его только в 35-ом начнут массово выпускать. И в Германии. Стоило немалых усилий добыть рецепт, который еще не подобран — уставшие глаза игриво блеснули.
Я уже не удивляюсь происходящему. Делаю еще один глоток, опустошая содержимое рюмки и наливаю еще.
Наш короткий диалог закончился, и мы молча выехали загород. Я почувствовал нехватку никотина в моем организме. Рефлекторно я достал из внутреннего кармана трубку. Она уже забита. Моя попутчица моментально достает спичку из коробка и чиркает ею. Я прикуриваю.
— Так куда… — она перебивает меня.
— Мы возвращаемся очень вовремя. Твои когнитивные способности деградируют как-то ускоренно. Что-то не так. Конечно, алкоголь и табакокурение влияют на нейронные связи отделов мозга этого тела. Но что-то слишком быстро. Я беспокоюсь. — пару минут она бегала по мне взглядом, медленно куря свою папиросу в мундштуке — Ладно, судя по твоему взгляду, ты забудешь эти слова быстрее, чем мы будем Дома. Он оставил тебе письмо, снова забыл? Прочти его. Оно во внутреннем кармане, там же, откуда ты достал трубку.
Я достаю письмо. На сургуче вместо герба или инициалов перевернутый правильный треугольник. Откладываю его. Пока я не готов, прочту позже.
Поезд проносится мимо полей. Ржаные поля в закате — удивительное зрелище. Когда солнце опускается за горизонт, поля ржи приобретают золотятся и переливаются. Зёрна ржи отражают свет, создавая неповторимую игру красок.
Небо на закате играет красным, оранжевым и фиолетовым, контрастируя с золотистыми полями. Ржаные поля простираются до горизонта, создавая ощущение бесконечности.
Ветер колышет колосья ржи, птицы летят над полями. Почему она не дала мне договорить?
Купе наполняется дымом. Мне нравится плавать в этой внешней неясности. Она соответствует неясности внутренней.
Прошло еще около часа. Трубка закончилась минут 20 назад и дым уже рассеялся. Бутыль пуста. Я чувствую, что готов распечатать письмо.
"С твоими родными все хорошо. Я не задержусь. Все в порядке. Я люблю тебя, чувак".
Кто? "Чувак"? Что значит это письмо? Он не задержится? Это значит то, что он последует за нами. Он знает, куда мы направляемся, а я нет.
— У нас возникли разногласия. Старый дурак опять решил поиграть в семью… Но наше экстренное возвращение не связано с ним, наоборот, нам его еще и отмазывать.
Такое фривольное обращение к незнакомцу немного смутило меня, хотя и не сказать, что удивило. Она все это время ведет себя иначе, не так как принято в это время. Начиная от внешнего вида и заканчивая ее странными речами. Знать бы, кто он, кто она, а главное как это касается меня.
— Я подремлю, ты не против?
— Да, конечно— она мило улыбнулась— тебе нужно отдохнуть.
…
Я просыпаюсь от резкого точка и звука металического скрежета. Только что я сильно ударился головой. Сильная головная боль началась моментально. Но наконец-то я чувствую себя легко.
Я слышу крики людей. Не просто крики. Вопли. Вопли беспомощности и невозможности изменить что-либо. Вопли страха. Страха неминуемой смерти. Во мне нет страха. Нет отчаяния. За окном нашего поезда глубокая ночь. Но теперь меня интересуют совсем не пейзажи. Наш поезд сошел с рельс на полной скорости.
В стекле я ловлю собственный взгляд. Она стоит, выглядывая из-за моего плеча и ловит мой взгляд в отражении. Теперь мой взор такой же, как и у нее. Такой же,
