социум. И, на всякий случай, не только эту деревню, а все в округе.
— За это ты и получил синий статус? — утвердительно спросил я. — И что дальше?
— Дальше я узнал, что несколько человек из них — и староста в первую очередь — покончили жизнь самоубийством. В знак протеста. И мне… захотелось молиться. Собственно, всё.
— Ты стал молиться? — не понял я. — И что с того? Как это связано с выпадением из Системы ментальных коммуникаций?
— Я же уже всё сказал: СМК — это технология. Технология построена на повторяемости и типичности процессов. Она не призвана делать открытия и создавать шедевры. Её задача — производить продукт заданного качества. В обыденной жизни мы стремимся повторять и повторяться — подражаем друг другу, следим за модой, играем социальные роли. Поэтому легко подчиняемся самым разным технологиям. А в молитве человеку открывается его неповторимое «я», и этот путь уникален. В Божьем присутствии ментальные технологии сбоят: уникальность и технология несовместимы.
— «Уникальность и технология несовместимы», — повторил я задумчиво. — В целом, понятно. Кроме одного: ты молился — это легко считывается Системой. Кстати, благодаря твоему дедушке. В чём тут загадка?
— Я придумал свой язык и на нём молился. В чём удобство своего языка? СМК не знает, произносишь ты осмысленные слова или абру-кадабру.
— Ловко! — восхитился я. — Горжусь знакомством с самым изобретательным мошенником современности!
— Ладно, пора отчаливать. Сеанс откровенности закончен, — Иван опрокинул в себя остатки вина, звонко шлёпнул основанием бокала о поверхность стола и встал. — Кстати, ты хорошо сказал: туфли не должны решать судьбы людей. Почаще выдавай такие мысли!
— Полетишь к Нине? — догадался я. — Знаешь, раз так получилось, что я стал «синьором», то ты…
— Полечу, не полечу — не твоё дело. Пока!
— Постой: ты сказал, что после нашего разговора я никогда не стану фиолетовым. Почему?
— А-а, это… Бессмертным не может стать тот, кто неизлечим. Ты теперь инфицирован неизлечимыми словами. Когда тебе будет плохо — тяжело заболеешь (этого нельзя исключать) или потеряешь близких, они будут вспоминаться и… Короче, сам увидишь. Счастливо оставаться!
Я проводил взглядом авиатакси с Иваном на борту и припал к горлышку бутылки: какое вкусное вино — кажется, я его распробовал!.. Не заказать ли ещё?
Но главное: порадовать МВ. Я мысленно произнёс кодовое слово начальника, и он тут же откликнулся (обычно приходится ждать, но сегодня моим сообщениям выставлен высший приоритет).
— Миссия, выполнена, шеф!
— Ты уверен?
— Ха! Когда я тебя подводил?
— Молоток! Мотай в клинику — жду.
— Пока не могу: хочу заказать ещё бутылочку «Пино». Я же теперь могу себе это позволить?
— Ладно, нувориш, гуляй. Увидимся завтра.
— Постой, МВ, я хочу спросить: неужели СМК не могла вычислить того, что он рассказал? Да, там были тёмные места… но неужели?..
— Не парься. Возможно, нужно было, чтобы он сам во всём признался.
— К синим у закона — другое отношение?! Так я и думал! Зачем же он признался, шеф?
— Ты бы у него и спросил. Для нас это хорошо: помнишь?
— А-а, ну да. До завтра!
Скоро прибыла новая бутылка «Пино нуар» (остаток 14705), и я придался приятным мыслям о том, что, пожалуй, теперь выкуплю эту крышу! Закажу для неё скульптурную группу: два парня стоят друг напротив друга, готовые к схватке, а чуть поодаль — девушка, сидящая за столиком с чашкой чая. Внезапно как-то само собой догадалось: Ивану, видимо, было важно самому в открытую высказать свои убеждения — может, у красных так принято, а может… Словом, почему ему это было так важно, мне предстояло ещё крепко поломать голову (когда она станет трезвой).
Солнце долго не скрывалось за горизонт, вино постепенно убывало, и, наконец, я заснул с пустым бокалом в руке. МВ пришлось заказывать доставку бесчувственного тела по домашнему адресу.
5.
Через неделю нашей клинике выдали голубую лицензию, и тут же мой счёт пополнился премией в размере годового оклада. Половину этих денег я переправил Нине — на мой взгляд, она, сама того не ведая, сыграла в этом деле самую важную роль в своей жизни.
Буквально через пять минут от неё пришло сообщение — Нина хотела со мной поговорить, и я не стал откладывать. Её лицо на экране сияло жизнерадостностью — глаза искрились смешинками.
— Что это на вас нашло? — спросила она вместо приветствия. — Сначала Иван, теперь ты: откуда эти приступы щедрости?
— Ты видела Ивана? — я сделал вид, что удивлён. — И что? У вас завязался роман?
Никакого романа, ответила она. Просто небольшое свидание: неделю назад Выготский нежданно-негаданно связался с ней и пригласил в кафе — «То самое, у театра, помнишь? Оно ещё существует!». Они болтали целый час, он взял её руку и почти не отпускал.
— Это было так романтично!
— Взял руку, и всё? Никакого продолжения?
— Никакого, — она с сожалением (или мне так показалось?) качнула головой. — Наоборот, сказал: я — молодец, что тогда отшила вас обоих. В результате всё получилось, как надо. И когда прощались, сделал очень неплохой денежный подарок. Очень-очень неплохой. Очень-очень-очень.
— Что ж, здорово: рад за тебя.
Она сама за себя рада, оживлённо ответила Нина, теперь она повезёт детей на море — они ведь его никогда не видели. Конечно, не в Чикве-Терре, а куда-нибудь поближе и подешевле. Что я думаю об Анапе?..
— Между прочим, — в её голосе появилось лёгкое кокетство, — ты тоже мог бы меня куда-нибудь пригласить: не обязательно в кафе — можно просто погулять. Как на это смотришь?
Я ответил: идея интересная, и мы к ней вернёмся, когда я буду не так занят.
Следующие несколько месяцев я готовился к вступлению в голубой статус, и ни о чём другом думать не мог. После процедуры инициации моё положение в клинике вознеслось на несколько этажей. Одной из приятных перемен стала возможность неодобрительно качать головой при виде ЛК и время от времени делать ей замечания («Во время операций улыбайся — ты же работаешь с людьми!»). Её это ужасно раздражает, а меня почти по-детски веселит. Впрочем, надеюсь, после первой эйфории от нового места в мире это развлечение мне надоест, и всё снова пойдёт своим чередом.
Главное же — передо мной открылись новые ментально-коммуникативные горизонты. Но распространяться о них я не имею права — в соответствии с Голубым кодексом, на котором приносил Голубую присягу. Скажу лишь, что после голубого курса омоложения я и внутренне, и внешне скинул года три-четыре — мне сейчас ни за что не дашь и тридцати пяти. Мои родители такой курс не проходили, но
