– Ага. – Стейк смотрит на продырявленное ведро. – Какое-то оно противное, – говорит он.
– Это просто ржавчина, ерунда. Ну, лей.
Стейк на подгибающихся ногах забирается на лестницу. Примерно через шаг он останавливается, ставит ведро на ступеньку и отдыхает.
– Да-да, спокойно. – Стейк уже наверху. Поднимает ведро. – Готов?
Стейк переливает воду в ведро с дырками. И вдруг ржавое днище отрывается и падает папе прямо на макушку, а следом выливается ледяная вода, вся разом.
Папа Стейка ахает. Лицо его белеет. Потом синеет. Он хватает ртом воздух, кожа покрывается пупырышками, зубы стучат.
Потом что-то шелестит у него над головой.
Это развязался узел, который завязали Стейк и Хедвиг. Остаток ведра со свистом падает с дерева и эдаким воротничком надевается папе Стейка на шею.
Папа Стейка медленно снимает воротник и ставит на землю. А потом говорит:
Неженка, неженка!
Там, где живёт Хедвиг, озера для купания нет. Во всяком случае, поблизости. Но есть речка. Вода в ней бурая, медленная и тёплая – вот где можно купаться.
В лучах вечернего солнца вдоль иссохшей канавы шествуют четыре фигуры. Первым идёт высокий и стильный человек в зелёных плавках.
За ним – коротышка с круглым носом, в трусах и цветастых сабо.
Дальше – толстячок в брюках и майке с длинными рукавами.
И в конце процессии – маленькое и едва заметное – ковыляет что-то драное и безобразное на четырёх ногах, держа хвост пистолетом.
– Речка! Вот как моются в деревне! – ликует папа Стейка. – Ну конечно!
В одной руке у него бутылочка шампуня, в другой – мыло. На плечи накинуто полотенце.
– Ну а вдруг там до дна не достать? – спрашивает Стейк, ударяя кулаком по высокой траве. – Вдруг я опущусь на тысячу метров и утону?!
– Там неглубоко, – говорит Хедвиг. – Я купалась много раз.
– М-м, здорово, – бормочет Стейк.
Сейчас даже Буссе будет по шейку, если встать на задние лапы. Из-за жары речка обмелела почти наполовину. Какая-то несчастная плотвичка бьёт хвостом по воде, в иле квакают лягушки. Из тростника выглядывает рогоз – как будто пучок толстых сигар торчит из зелени.
– Великолепно! – восторгается папа Стейка и скидывает полотенце. Он заходит в воду на своих жилистых ногах и плюхается на спину. На берег накатывают волны.
– Ты что, не будешь купаться? – спрашивает Хедвиг, глядя на Стейка, который улёгся рядом с Буссе на папином полотенце.
– Вряд ли. Мутно тут как-то.
– А я искупнусь, – говорит Хедвиг, снимает сабо и заходит в воду.
– Хорошо-то как! – радуется папа Стейка. – Ну давай же, Стефан!
Стейк суёт руку в карман. Там у него лежат плавки, скомканные в маленькую булочку.
– Не, неохота, – говорит он.
– Что за глупости? – кудахчет папа и выдавливает на волосы немного шампуня. – Ты уже неделю не мыл голову!
– Ну… я не хочу, – бормочет Стейк.
Хедвиг лежит на воде. Вода с клёкотом заливается в глаза. Стрекозы – бродяжки и красотки, носятся на фоне безоблачного неба, как маленькие самолёты с пропеллерами.
Камни не плавают. И всё же Хедвиг чувствует его – камень в животе. Камень, оставшийся со вчерашнего дня. Она ещё никогда не ссорилась с бабушкой. По крайней мере, так сильно, чтобы расстаться врагами. Это странно.
Конечно, она могла бы пойти домой и позвонить ей. Немного поболтать, спросить, как там скатерть…
Хотя почему это она должна звонить? Это бабушка должна звонить Хедвиг. Если Хедвиг не будет с ней общаться, она, возможно, поймёт, как глупо поступила.
Папа Стейка нырнул под воду и смыл пену. И вот он выныривает, как рыкающий тюлень, и трясёт головой.
– А-а-ах-х! Ну давай же, Стефан!
– Я кого-то видел у нашего дома, – отвечает Стейк.
Папа протирает глаза указательными пальцами.
– Что ты сказал?
– Я видел кого-то у «Чикаго». Только что.
– Чего? Тебе наверняка померещилось.
– Нет, кто-то стоял у двери. Он как будто стучался или вроде того. Может, пойдём домой?
– Ха-ха, меня так просто не проведёшь. Ты это говоришь просто потому, что не хочешь мыть голову. Слушай, в чём дело, а?
– Я же сказал! Вода мутная!
– Ерунда! Вода в речках всегда такая.
– Ага, когда в неё спускают какашки.
– Ну скажешь тоже! В озере у мамы вода, кстати сказать, в семь раз мутнее. А там ты всегда купаешься.
– Да, но прямо сейчас мне не хочется…
Папа подгребает ближе к берегу и брызгает на Стейка водой.
– Неженка, неженка!
– Отстань, – бормочет Стейк. По лбу стекает пот.
– Ну всё, я во что бы то ни стало хочу увидеть, как этот мальчик купается. – Папа выходит из воды и хватает Стейка за рукав. – Вот так! Снимай одёжку и надевай плавки.
– Да-да, там правда кто-то есть! – говорит Хедвиг, заметив, как кто-то шарит по кустам возле дома Стейка. – Я его вижу!
Ни Стейк, ни папа её не слышат.
– Мой малыш… – уговаривает папа. – Ну-ка, руки вверх!
Он дёргает и тянет, Стейк сопротивляется.
– Я не хочу, говорю же!
Майка с треском рвётся по швам. Секунда, и она лопается спереди, и пузо Стейка удивлённо выглядывает на солнечный свет.
Стейк вырывается, его лицо горит. Как безумный комбайн, он прёт прямо в реку, прямо в одежде, вода вокруг закипает, стрекозы, стуча крыльями, разлетаются во все стороны.
– НУ ЧТО, ТЕПЕРЬ ТЫ ДОВОЛЕН? – кричит Стейк, и слёзы льются по блестящим щекам. Штаны липнут к попе. – ДОВОЛЕН?
Хедвиг не знает, куда деваться, она просто стоит и смотрит. Стейк как будто взорвался от гнева. Папа тоже растерян, он раскрывает рот, тщетно пытаясь подобрать слова, которые никак не подбираются.
А со стороны «Чикаго» кто-то идёт, ступая как бы осторожно и тяжело одновременно. Скоро становится понятно, кто это. Мама.
