Я теряюсь, кто из них бьёт сильнее, просто пытаюсь докричаться до обоих.
На шум сбегаются все, кто был в раздевалках. Но вместо того, чтобы разнять, занимают позиции для наблюдения. Как назло, сегодня нет друзей Макса, зато у Саши имеется поддержка в лице Миронова и Комиссарова, которые уже собираются помочь.
— Максим, остановись, — я вцепляюсь в Бондарева, вдруг он меня послушает. На секунду в его глазах я вижу удивление.
— Что здесь происходит? — тренер протискивается через толпу. Он быстро осматривает место боя. — Ястребов, Бондарев, ещё и Богданова, неожиданно. Все построились в зале, быстро.
Класс по команде выходит в спортивный зал и строится по линеечке.
— Значит так, сейчас идём все на улицу и бежим десять кругов вокруг лицея. На время.
— Но там же был дождь, — возражает Иванова.
— Отлично. Заодно и свежим воздухом подышим. А виновники торжества бегут тринадцать кругов, раз так много энергии.
— И я? — не могу поверить, что тренер наказывает и меня. Дураку понятно, что я не дралась.
— И ты, Богданова.
Я в ужасе плетусь на улицу. Ненавижу бег. Для меня даже пять кругов — это целая победа. А тут тринадцать. А все из-за придурков Ястребова и Бондарева. Убивали бы друг друга в свое удовольствие, нет надо было вмешаться. Пойду я с тобой, Саша, в кино, и в кафе, и ещё много куда. Мстить Ястребову довольно легко, а вот что делать с Бондаревым непонятно.
После седьмого круга я начинаю задыхаться, а после восьмого перестаю ориентироваться в пространстве. Тело горит огнём, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Я хочу одного — упасть на грязную мокрую землю и умереть. Лёгкие готовы разорваться от недостатка кислорода.
После урока я лично убью обоих. Только на морально-волевых пробегаю ещё один круг. На старте кроме тренера никого не осталось, а значит все, кто пробежал уже пошли обратно и сейчас переодеваются. Физруку абсолютно пофиг, что я уже практически труп, можно даже не жаловаться. Остаётся кое-как дотянуть хотя бы до десяти, а там и урок закончится.
Я перехожу на шаг как раз за зданием, на том участке, где тренер не может меня видеть и вообще можно посидеть, тут как раз и лавочка есть. Делаю шаг в сторону, левая нога подворачивается под неестественным углом, и лодыжку простреливает такая боль. Я даже не могу наступить, кое-как, сквозь слезы прыгаю до лавочке. Неужели перелом? Этого просто не может быть. Нужно посидеть и все пройдёт, утешаю, как могу, только боль никуда не девается.
— Шоколадка, ты как? Жива? — Бондарев подбегает сразу ко мне. Он даже не выглядит задыхающимся, будто просто шёл пешком, а не бежал двенадцать километров.
— Нет. Тебе какое дело?
— Что случилось? — он садится передо мной на корточки.
— Ногу сломала.
— Покажи.
— Тебе не пофиг?
Он больше не спрашивает, только аккуратно поднимает штанину на левой ноге, осматривает её, почти не прикасаясь.
— Лодыжка распухла. Похоже на связку. У меня так было, знаю, что очень больно. Тебе нужно поехать в травмпункт, сделать снимок.
Макс смотрит на меня таким сочувствующим взглядом.
— Сама разберусь.
— Пойдём я помогу.
— С тобой я никуда не пойду.
— Тебе нужна помощь. Чем быстрее сделают рентген, тем лучше.
— Я дождусь Сашу. Он поможет.
— Твой Саша уже на финише, он был на полкруга впереди. Так что, вставай и пошли.
— Это все из-за тебя, — я пытаюсь встать на ногу, но боль не даёт это сделать. Я инстинктивно хватаюсь за Бондарева, чтобы не упасть. Он тут же подхватывает меня, не давая шмякнуться на землю.
— Прости, шоколадка, не хотел, чтобы ты пострадала, — Макс выглядит виноватым.
Мы медленно идём по дорожке, он поддерживает и помогает.
— Хватит меня так называть.
— Алена, прости, я не хотел, чтобы тебя тоже наказали.
Я едва не спотыкаюсь от этих слов. Бондарев поднимает меня на руки и несёт к финишу.
— Тебе же тяжело. Отпусти, — мне ужасно неловко, что не мешает схватить его покрепче за шею. Я не самая лёгкая, а нести довольно далеко.
— Так мы быстрее дойдём, — он только перехватывает поудобнее. А я вдруг чувствую, что все будет хорошо. Такая вот непонятно откуда взявшаяся уверенность.
— Почему у тебя так здорово идут дела в спорте? Ты отлично бегаешь, в баскетбол играешь, как бог, — задаю вопрос, чтобы не молчать.
— Это моё спасение. Когда в обычной жизни было тяжело, я шёл в зал, мои в качалку, и занимался.
— Тяжело? — интересно, что он имеет ввиду.
— Тебе не понять, шоколадка.
У каждого подростка жизнь не самая лёгкая. Хотелось бы узнать, что такого было у Бондарева.
— Поставь её на место, — я уже слышу Сашины крики. Они вместе с Борисом Игоревичем ждут нас на финише.
— Что случилось? — спрашивает тренер.
— Похоже на растяжение связки, — Максим аккуратно ставит меня на землю. Я мгновенно чувствую какую-то пустоту и холод с его стороны. — Нужно в травпункт.
— Богданова, пойдём, я отвезу тебя, — физрук берет меня под руку с одной стороны, а Ястребов с другой.
Пока мы медленно бредем к лицею я смотрю в сторону уходящего Макса. Он даже ни разу не оборачивается.
Глава 10
— Растяжение связок. Сейчас я напишу пару мазей и обезболивающие. Желательно носить специальный ортез, тоже укажу и соблюдать покой. Хотя бы неделю посидеть дома.
— То есть в школу не ходить? — я слушаю и не верю своим ушам. С одной стороны, хорошо, что не перелом, а с другой, следующая неделя довольна важная по урокам, плюс у меня же репетиторство, которое расписано по часам.
— Именно так. Посидите в коридорчике, я все напишу.
Я осторожно выползаю из кабинета, на стуле напротив двери сидит Саша, а Борис Игоревич стоит рядом.
— Растяжение связки, — озвучиваю диагноз.
— Понятно, — тренер помогает мне сесть на стул. — Я буду на улице. Твой папа приедет за тобой?
— Да, он обещал скоро быть.
— Хорошо. Встречу его там.
Мы с Ястребом остаёмся наедине.
— Это твоя вина. Зачем ты бросился драться с Бондаревым? — я тут же накидываюсь на него.
— Я не бросался, он первый начал.
— Мне то можешь не заливать. Я все видела. Ты захотел проблем? Антонова же обещала вызывать родителей за каждую разборку, — кажется, я уже не понимаю, за кого переживаю больше за Сашу, или Макса.
— У меня не будет никаких проблем, в отличие от него, — он ехидно улыбается. А я понимаю, что Ястребов сделал это специально. Не честная игра с его стороны. Его родители — одни из главных меценатов лицея, ему простят абсолютно
