круг и заговорила. Её танец был Танцем Самурая. Танцем выдержки, воли, силы и самоотверженности. Она говорила прямо, бесхитростно, ничего не приукрашивая и не умаляя. Она говорила о чести, о служении, о сохранении рода и о мире с другими племенами. О необходимости объединения во имя сохранения жизней. О том, что недалеко живут двуногие боги, и с ними нужно найти общий язык и закрепить контакты, потому, что именно они могут помочь стае выжить трудными суровыми зимами. Её танец был простым и незамысловатым. Она не пыталась произвести впечатление. Просто говорила правду. Лапки ритмично топтали дорожки по снегу. Глаза ярко блестели, шерсть лоснилась и хвост стоял как меч строго вверх.
И стая прислушалась к её словам. Она была права. Стае не нужны были захватнические войны. Им хватало огромного пространства. Стае не нужны были мечты о неосуществимом. Им хватало земных проблем. Мотря сказала то, что сказал бы Кусакиро. И стая это поняла.
Чем же закончился совет, спросите вы? А вот чем. Старейшины рода посоветовались и решили, что править будут все трое. Два брата по бокам и сестра посередине. Братья будут уравновешивать натуры друг друга, а мудрая и честная Мотря станет Весами Правосудия и Выбора Решения, поскольку именно в ней вопротился истинно самурайский дух всех предыдущих поколений.
Так и порешили. Никто не был урезан в правах, и все получили по заслугам. И племя осталось в выигрыше. Кусакиро на Радугу была послана ритуально загрызенная мышь с новостями о свершившихся выборах. А потом стая отпраздновала это событие общим танцем мира.
Вот так всё и произошло. А наш Кусакиро даже не в курсе, что без него там вершатся такие важные дела. Ну ничего, думаю, что волки своим воем постепенно перенесут эти новости в те края, где сейчас счастливо живёт наш великий самурай. И его большое сердце наполнится покоем.
ГЛАВА 11. НОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Любовь нечаянно нагрянет —
То знают все, как дважды два.
И каждый вечер сразу станет…
Да и чего-то там трава…
Трава, которая у дома,
Иль у далёкого села,
Когда у старого парома
Девчонка милого ждала.
Или у клуба заводского…
Да что ж такое вновь и вновь!
Представить страшно, право слово,
Что с нами делает любовь!
(Отшельник)
…Утро началось с громкого чавканья…
Кусакиро открыл глаза. Напротив его дворцовых покоев, прямо у входа, сидел порфирородный базилевс Василий и со смаком вылизывал себе брюхо, раскорячившись в неприличной позе "раскрывшегося лотоса".
Да, друзья, у Кусакиро появились свои личные покои, его территория, которую он ревностно охранял. Ему пришёлся по вкусу персидский ковёр на полу, удобный плетёный трон, стол, под которым можно было сидеть или лежать в засаде и много других приятных мелочей. Был даже свой зимний сад. В огромных горшках с землёй росли невиданные в его лесах маленькие деревья. В земле можно было ковыряться и даже закапывать туда что-нибудь.
Почему он выбрал себе именно эти покои? Да просто так захотел. Кусакиро знал, что при своём благородном происхождении и безупречности, он всегда получал то, что хотел. У него на это было непреложное Право Лидера. Поэтому, когда он попал на новую территорию, ему даже не пришло в голову, что он оккупант и занял обжитое другими животными уютное местечко. Он имел право жить там, где хочет и так, как ему угодно. Ну… Мы спорить не будем…
Но местным обитателям такая позиция не слишком пришлась по вкусу.
…Базилевс лизал брюхо, не решаясь переступить порога покоев Кусакиро, громко и возмущенно чавкая при этом и бурча себе под нос.
— Мы его на помойке нашли, понимаешь, отмыли, отчистили, а он тут фигвамы нам рисует…
Что такое «фигвамы» он не знал, но хорошо помнил пренебрежительный тон кота Матроскина из любимого мультика.
Василия возмущало, что, вдруг возникший из ниоткуда новый жилец, сразу наложил лапу на лучшую комнату их дворца. Причём ни у кого не спрашивая и ни с кем не советуясь.
— Теперь этот комок шерсти волосатит мой любимый ковер, на котором я так любил кататься. Плющит свою морду, которая и так поперёк шире на моём любимом кресле и смеет лежать под моим любимым столом! Я уже не говорю, рыться в моих горшках с пальмами! — чавканье перешло в раздраженное клокотание где-то глубоко в горле базилевса. Он был так возмущён беспардонным поведением нового жильца, что чуть не подавился собственной шерстью. — Кхе-кхе, — закашлялся он и шумно рыгнул, — и это в нашем доме! С высокой культурой быта!
Василий, к слову сказать, никогда не считал эту комнату лучшей во дворце, но сейчас было делом принципа высказать своё царственное недовольство чужаку. И поставить его на место. Как ещё можно разговаривать с дикарём? Ну не драться же с ним? Базилевс был уже немолод, да и не слишком велик. Да и домашняя сытая жизнь совсем не способствовала тренировке его тела. Скорее отращиванию пузика. И он понимал, что в битве шансов у него не будет. А новый котяра, крупный и спокойный до наглости, состоял из одних накаченных мышц.
От него пахло силой и здоровьем. В глазах светился ум и самурайская невозмутимость.
Кусакиро вообще мало суетился, чтобы кому-то пытаться понравиться. Для него, привыкшего к строгим законам суровой лесной жизни, расшаркивание перед кем бы то ни было представлялось излишним. Если он чего-то хотел, то приходил и брал. Если не хотел, то просто не обращал на это существо внимания. Зачем? Это был закон леса. Любопытные там не выживают. "В большой семье клювом не щёлкают." Это был неписанный закон.
…Василий был вне себя. Он закончил возмущенно лизать пузо и перешёл к хвосту. Лизал его с сопением и хрюканьем.
"Вот наглец, — думал Василий, — по-ходу, он меня вообще не замечает! Я тут перед ним и так, и сяк! Топчусь на входе как презренная попрошайка! И это в собственном доме! В собственном доме! А этот… самурай… даже не пригласит отлакать стаканчик молока… Или просто побеседовать за кусочком мясца… Вон Хозяйка как его кормит. Отборненькой свежатинкой, не то, что меня, наверняка…"
Базилевс шумно вздохнул, ещё раз исподлобья осмотрел потерянную теперь территорию и, гордо задрав хвост, с достоинством удалился в ближайший угол для дальнейшего наблюдения.
"Главное не получить сзади волшебного пинка, — думал он. — А то кто его знает, лесную зверюгу… Кааааааак прыгнет! Как дикая обезьяна из бразильских лесов…"
Кусакиро равнодушно смотрел, как удаляется царственный Василий и думал, думал… Он вообще любил думать.
