— Ведьма. А я хотел тебя. Ждал. Каждую секунду в голове отсчитывал. После той ночи, ждал. Ненавидел и сгорал одновременно. — Он усмехается и сплевывает прямо передо мной на пол. — Мы еще посмотрим, чьего ребенка под сердцем хранишь. На коварство свое, можешь больше не рассчитывать!
Сокрушающим вихрем движется прочь. Думала с ног собьет. В мгновенье, слетает на первый этаж, до содрогания стен, хлопает доверью. В чем был, срывается вон из дома.
Закрываю ладошками лицо и понимаю безвыходность. Как я могла связаться с таким? Как я могла позволить сердцу, проникнуться теплыми чувствами к Фархаду?
И час, и два, а мужчины все нет.
За это время, я успеваю, силой затолкать еду в глотку. Мне нужно принять душ, смыть с тела липкий пот.
Шкаф в моей новой спальне пуст, и я захожу в комнату Алиева. Здесь чисто, хоть препарируй. Каждая вещица на своем месте. Какой-то педантичный порядок, приправленный восточными безделушками.
На полке книги, что может прочесть только Фархад. Запашистые бутыльки с маслами и шкатулка большая. Как у цариц. Полная драгоценностей. Таких не продают в России. Реликвии, наверное. Заимствую халат и полотенце. Наспех принимаю ванну.
И вроде отдохнуть желательно, да сна нет. Совсем. Подхожу к окну в своей комнате, сдвигаю край плотной бархатной шторы, наблюдаю за наемниками. Они, как мураши, ползают по двору, но в дом не заходят. Надменный Фархад запрещает.
Ближе к полуночи, двор заливает светом ярких ламп. Я на удобном стуле, облокотилась на подоконник, раздала прозвища каждому наемнику, пересчитала все фигурные хреновинки, сверху которыми, украшен забор.
Вздрагиваю, по телу как током хлещет. Высокие железные врата распахиваются.
Алиев. Гордый и злой. Будто кол проглотил, уверенно идет к дому. А за спиной мужчины. Тащат огромные коробки, кучу бумажных пакетов.
Прячусь так, чтобы Фархад меня не заметил, но приходится отстраниться, когда слышу хлопок входной двери. Пулей на кровать, с головой под одеяло.
Незнакомые голоса, хриплый бас Алиева. Слов не разобрать, но они поднимаются на второй этаж. Совсем близко. За соседней стеной, суета и грохот. Не долго, минут десять, наверное. Топот чужих ног, потом тишина.
Только шаги одних остаются, ни с кем их не перепутаю. Фархад гремит посудой на кухне, ужинает. Он включает воду, принимает душ. Я ни жива, ни мертва, под одеялом, словно оно меня спасет.
Опять жарко. Стены чертовой клетки, воздвигнутой Фархадом, давят. Они охвачены пламенем, зримым только мне. Легкий скрип и дыхание. Не мое.
Тяжкое, как у побитого зверя, Алиева. Мужчина ничего не говорит, а только приближается. Медленно, шаг за шагом. Я чувствую, как проминается матрас, от веса мужского тела. Фархад садится на край постели, замирает. Точно так же, как и я.
Долго сидит, не шелохнется, а вокруг темнота. Лишь холодный лунный свет, едва разбавляет пустошь.
Осторожно поднимаю край одеяла, смотрю на Фархада. Белая рубашка, на фоне полумрака, очерчивает широкую спину. Первая бросается в глаза. Алиев упирается локтями в свои колени и держится руками за голову.
Хреново ему. Горестно.
Глава 12
Фархад.
Ковер, с мелким разноцветным орнаментом, на полу становится ярче. Все светлее и светлее, от пробирающихся утренних лучей. В тело, будто свинец заливают, по жилам лед. Замерз совсем. А в голове пустота. Абсолютная.
Фальсификат. Бумажный человек. Вырезанный по контуру женскими ручками с красными ногтями. Вырезанный со своей страницы и, коряво вклеен в историю, написанную сумасбродной Росс.
Что звездой раскинулась по постели. Лица не разглядеть, оно надежно спрятано копной темных, длинных волос.
Мне нравятся длинные волосы. Они украшают, придают женственности. Даже Вике, хотя-бы визуально.
Поднимаю затекшую руку, смотрю на часы. Семь. А я так и не сомкнул глаз. С тяжелой головой встаю с кровати. Я пытаюсь, привести себя в норму холодным душем, помогает, но не очень. Возвращаюсь в свою комнату, распахиваю шкаф.
Внутри рубашки, все, как одна. Пиджаки приталены, строгого покроя, разве только, подтоном различаются. Тотальный контроль и порядок не только в бизнесе. В жизни. Эмоциях. И даже этом проклятом шкафу. Как я устал.
Устал быть правильным для всех. Устал, держать сжатые кулаки, после смерти Айше. Полностью распоряжаться империей отца. Он не вынес позора, отошел от дел. Устал волноваться за матушку, она у меня очень мнительна. Отбиваться от родни, слишком помешанной на религии. Столько лет пролетело, но разговоры за спиной не утихают.
Еще этот гребаный стриптиз-клуб.
Хочу сесть на свой, давно запылившийся байк и, умчать куда глаза глядят. Хочу напиться вдрызг, где-нибудь на берегу реки. А после, вернуться домой. Не в эту ледяную, каменную пещеру. Настоящий дом.
Любимая женщина, в шелковом сапфиром платье, будет ругаться. Грозиться рукой, украшенной золотом и снова кричать. Но я ничего не услышу, ведь дом содрогается. От суетливого топота маленьких ног, громких визгов и шалостей наших детей.
И та бутылка виски, выпитая на берегу реки, будет последней. С ней я отведу душу и, больше никогда не притронусь к алкоголю.
Я надеваю костюм, что очень похож на предыдущий, спускаюсь на первый этаж. Сегодня я пью кофе в два раза крепче чем обычно. И когда настенные часы бьют девять, возвращаюсь в комнату Росс.
— Виктория, просыпайся.
Чуть задеваю плечо. Вика в моем халате, успела все-таки похозяйничать в коттедже.
— Еще пять минут, отвали…
В полубреду отмахивается, утыкается лицом в подушку. Змея. Убираю ее взлохмаченные пряди, пальцем щекочу нос, ухо, спускаюсь к шее.
— А я говорю, подъем! Нам еще нужно успеть в больницу!
Голос громче. Слова четче. И Вика широко распахивает глаза, будто приведение увидела.
— Раздерите меня триста спартанцев, я думала, ты Женька…
Скороговоркой шепчет. Еле сдерживаю смех от ее выражения лица. Хоть в рамочку вешай.
— Нет, не Женька. Умывайся, жду тебя внизу.
Прошло минут сорок, а Вики все нет. Завтрак стынет, я, нервно поглядываю на часы.
— Почему не надела наряды, которые купил? Три пакета у шкафа. Не заметила?
— Платки? Бесформенные туники? Не обижайся Фархад, но я лучше в своем останусь.
— Хорошо. Госпожа, Росс.
Пока Вика уплетает манку с ягодами, я спрашиваю номер клиники и записываю девушку на прием к нужным специалистам. Хотя, по ту сторону трубки, мне говорят, что для Виктории свободно любое время. Брат постарался.
— Вот сюда, на кресло присядь, ножку вытяни.
Сам на корточках подле. Война-войной, но черта с два, Вика сможет самостоятельно обуться. Застегиваю бежевые сандалии. Руки будто сами касаются лодыжки. Я забываюсь, ласкаю ладонями гладкую кожу. Щемит грудину, когда Вика одергивает ногу, как от прокаженного.
