задних лапках. То есть ножках. Скорее всего, инопланетяне… Видела, наверное, таких в земле — мелкие и полностью красные, даже алые. По ночам они становятся огромными. Похожи на синьора Помидора из «Чиполлино»…
Маруся смотрит на меня точь-в-точь как в кошмарном сне.
— И что, он сбылся? — уточняет она.
— Да, — сообщаю я с прискорбием.
Мне вдруг начинает не хватать воздуха, и я прислоняюсь к стеллажу. Капелька пота щекочет висок.
— Похоже, Витечка заблудился, — говорю я и пугаюсь собственного ослабевшего голоса. Аккуратно сползаю на пол.
— Ты какой-то бледный, — пугается вслед за мной Маруся.
— От духоты. Бывает. Сейчас пройдёт.
— Я принесу воды.
Маруся выходит, я из последних сил сгребаю «Эрудиты» с полки и запихиваю их под кровать. Ложусь на коврик отдышаться. Буквально на секунду. А Маруся возвращается слишком быстро. И бросается ко мне. Я поспешно сажусь, опершись о кровать, она подносит мне чашку с водой…
В этот момент резко потемнело, гром сотряс комнату, и крупные редкие капли застучали по подоконнику.
— Ты не заболел? — справилась Маруся. Кажется, она протянула руку, чтоб потрогать мой лоб, но постеснялась.
Я замотал головой, чувствуя, что вот-вот поведаю ей о третьем глазе и его способностях. Витя спас меня, прокашлявшись в дверях.
«Если он снова предложит уйти, я его точно прибью», — успел подумать я.
— Может… — начал было Витя.
— Нет! — рявкнул я. — Включи свет и давай играть.
— Я как раз и хотел его включить, — робко сказал Витя.
Мне было ужасно досадно, что я размяк, как кисейная барышня. Маруся принялась зачитывать правила, а я даже не пытался вникнуть. Дождь уже стучал в окно как сумасшедший, посвежело. Алые жучки отползли, схоронились в безднах подсознания.
— Как хорошо, — подумал я — как оказалось, вслух.
Маруся улыбнулась.
— Отличный день рожденья, — сказала она.
— Да, ты счастливчик, — подтвердил Витя.
— Мы приедем к тебе на день рожденья, — расчувствовавшись, пообещал я ему. — Если пригласишь, конечно.
— Приглашаю! — обрадовался Витя.
— Без шуток? — уточнил я.
Витя махнул на меня рукой.
— Пироги готовы! — позвала мама.
И мы отправились на террасу, где на столе дымились мамины фирменные пироги — с вишней, брусникой, а также ватрушки и маковые плюшки. На одном из пирогов горели двенадцать свечей. Я не придумал, что загадать. Всё у меня было. Загадал, чтобы бабушка не заразилась коронавирусом.
Витя не уставал нахваливать пироги, а съел столько, что мне стало боязно за его желудок. Жаль, что Вергилия с мамой не попробовали. Но вообще компания получилась тёплая: папа много шутил, мама с Марусей смеялись, а я уже был не способен ни на то, ни на другое и, потягивая мятный чаёк, думал о том, что я и правда редкий счастливчик.
Остаток лета я колесил по округе уже вместе с Витей, он даже похудел в результате наших заездов. Ещё постригся по моему совету.
И, забегая вперёд, мы действительно приехали к нему на день рожденья. С Марусей, Вергилией и Матвеем. Никитку я не стал звать на всякий случай. Посидели хорошо, в основном вспоминали мой день рожденья: и Витины шуточки, и непрорастающий луг, и красных жучков. Смеялись до коликов. Чего уж говорить, незабываемый получился день рожденья в разгар пандемии.
Профориентация
Шестой класс в моей памяти как в тумане: занятия в школе сменялись дистанционкой и казалось, что конца этому не будет. Я уже ездил в школу на автобусе один, а там люди выглядывали из-под самых разнообразных масок и даже касок. Всё стало как-то уныло. Единственное приятное воспоминание — о том, как мне вдруг приспичило определиться с будущей профессией. Ну, не совсем вдруг, а после разговора с Вергилией.
Надо сказать, что я ужасно не люблю выбирать. Может, страшно ошибиться и жалеть о неправильном выборе. Или просто сам процесс утомляет. В общем, я был бы счастлив, если б мама сказала мне: «Будешь переводчиком», несмотря на то что моя война с английским продолжалась. Главное — миновать момент выбора.
Папа тоже не любит выбирать, и мама даже однажды прочла нам длиннющую лекцию. Поводом послужил совершенно пустяшный эпизод — просто на её вопрос, какую приготовить кашу, мы хором ответили: «Любую». Мне казалось, мама должна бы радоваться нашей непритязательности, но вместо этого она неожиданно разразилась гневной речью о том, что выбор — самое энергозатратное действие, а мы уклоняемся от него даже в самых мелких вещах. В общем, с тех пор я стараюсь находиться подальше от кухни, когда мама решает, что приготовить. А если она сама приходит ко мне с этим вопросом, то я невероятным усилием воли выдаю первое, что приходит в голову, а потом с удовольствием соглашаюсь с тем, что предлагает мама.
И тут ни с того ни с сего на меня свалился такой тяжёлый и ответственный выбор. Ничто, как говорится, не предвещало. Просто я в очередной раз застал Вергилию в раздевалке с глазами на мокром месте.
— Что стряслось? — справился я. — С Матвеем поссорилась?
— Пыталась, но не получилось.
— А что? — не поверил я своим ушам. — Разлюбила, что ли?
Вергилия замотала головой.
— Я больше не могу писать стихов.
— Почему?
— Потому что счастлива.
— А-а, — начал понимать я. — И ты решила поссориться, чтоб пострадать?
Вергилия кивнула.
— Но с ним невозможно поссориться. Он такой хороший. — Вергилия всхлипнула.
— Ну ты придумала! — возмутился я. — Неужели стихи тебе дороже Матвея?
— Кость, тебе не понять. Я живу, то есть жила стихами! А теперь всё. Будто отрезало. Я даже ему на день рожденья не смогла ничего нормального сочинить, представляешь? Получилось, как у Никиты на поэтическом конкурсе.
— Не у Никиты, а у его папы, — поправил я.
— Не суть, — отмахнулась Вергилия. — В общем, не быть мне поэтессой. А кем тогда? Я вообще не представляю!
— Так рано ещё представлять.
— Рано?! — возмутилась Вергилия. — Чтобы сдать экзамены, уже давно надо определиться, выбрать вуз, посмотреть, по каким предметам какие баллы требуются и по этим предметам усиленно готовиться, олимпиады проходить.
Мне прям в дрожь чуть не бросило — на мгновение показалось, что я уже безвозвратно упустил нечто дико важное, что оно прошло мимо меня каким-то неведомым образом. Но виду я не подал.
— Преувеличиваешь, как всегда, — сказал я. — В классе десятом можно решить.
Вергилия покачала головой.
— Стань танцовщицей, — посоветовал я.
— Да какая из меня танцовщица, — вздохнула Вергилия.
«Не хуже, чем поэтесса», — подумал я, но на всякий случай промолчал. Ничего другого мне в голову не пришло, и я побежал догонять Никиту.
— Слушай, а ты уже определился с будущей профессией? — спросил я. —
