удержаться. Такая прелесть, — демонстрирует маленькие красивые костюмчики, ползуночки, пинетки.
Я сглатываю, под нарастающий шум в ушах. Угроза Толика кажется такой осязаемой.
— Зачем ты это сделала? Неужели ты не знаешь, что нельзя покупать заранее? Примета плохая. Может и тебе мой малыш мешает, так же как твоему Толику?
— Я тебя умоляю! — Нина закатывает глаза, улыбается мне как ребенку несмышленому. — Ты же взрослая, — с издевкой. — Такой профессии! Неужели ты веришь во всю эту чушь? Это же архаизм какой-то!
Убегаю в свою комнату, закрываюсь на щеколду. Достаю из пакета фрукты и йогурты. С жадностью заедаю голод.
Так невозможно жить. Сегодня мы с девчонками посмотрели несколько комнат в аренду. Тамара Иванова платит каждый день, и я уже накопила приличную сумму, хватит и на оплату жилья и на еду. Но я все еще сомневаюсь. Переезжать или нет.
Утолив голод, иду на кухню, чтобы извиниться. Зря я накричала на сестру.
Нина сидит в обнимку с ненавистным Толиком и жалуется ему.
— Я перед ней и так и этак. А все не могу угодить, — всхлипывает сестра.
— Ничего, Нин, — гладит по голове. — Говорил, дай ты мне ее на воспитание. Через месяц бы уже шелковая была. Твоя сестра слишком своевольная, избалованная. Врет на каждом ходу. Чего стоит только ее обвинения в мой адрес.
— Прости ее. Она девочка, на самом деле, добрая.
— Как простить, Нин? Выставила меня таким извращенцем. Она же мне как дочь была. А тут!
— Ну, любимый, — Нина целует его. — Прости Юлечку.
Я вновь киплю как чайник. Пара из ушей только не хватает. Она еще и извиняется перед ним! Это была последняя капля!
Громко стучу об косяк. Нина отлипает от своего ненаглядного, смущенно поправляет халат и прическу.
— Простите что помешала. Я лишь хочу сообщить что завтра уезжаю от вас.
— Как? Куда? — перепугалась Нина.
— Я снимаю комнату в общаге.
— На какие шиши? — ерничает Толик.
— Заработала. Подвернулась халтурка.
— Нет, ты видишь, Нин? Какая она неблагодарная? Я все в дом тащу, а она все себе. Нет, чтобы вложиться в семейный бюджет.
— Я вкладывала свою пенсию по потери кормильца. Это больше, чем твоя зарплата. И кстати о ней. Раз уж я не буду жить здесь, то и на нее можете не рассчитывать.
Ухожу в свою комнату, достаю из угла чемодан, складываю вещи. В руки попадает небольшая шкатулка. Открываю, смотрю на браслет с Эйфелевой башней — подарок Жени. И он предал. Мне не нужны воспоминания о нем. Нужно бы его оставить здесь, но зачем-то кидаю на дно чемодана.
— Куда ж ты пойдешь? Беременная? Юль! Одумайся! — вырывает из рук кофточку.
— Подальше отсюда! Я понимаю. Ты мне не веришь. Лишь своему Толику. Но я все равно скажу. Он приставал! И не раз! Я чудом спаслась.
— Юля, прекрати повторять эту гнусную ложь!
— Это правда! Твое дело, что ты веришь ему, а не мне. А мои девчонки не сомневаются. Хотя мне обидно, что чужие люди мне ближе, чем родная сестра. — я застегиваю молнию на чемодане, глотая слезы. — Но сейчас речь даже не обо мне. Опасность грозит моему ребенку.
— Что ты такое городишь? Я жду малыша ничуть не меньше! Я тебя никуда не отпущу! — Нина хватает за ручку чемодана.
— Я уйду. Не хочу, чтобы однажды этот… — не хочу произносить его имя. — Подсыпал мне таблетки для аборта в еду, как он сделал с тобой, — глаза Нины переполнены болью.
— Ложь, — неуверенно шепчет она, запуская пальцы в волосы и отступая от меня. Смотрит как на дьявола.
— Ты пойдешь на любую ложь, никого не жалея. На все способна для достижения своей цели? Знаешь ли ты что я каждую ночь вспоминаю своего мальчика? Каждую ночь мне сниться, что он родился? Знаешь как мне не хочется просыпаться? Это мерзко использовать мою боль лишь для того, чтобы я дала тебе свободу.
— Нин, — беру ее за предплечья. — Тогда ты понимаешь, как я боюсь повторить твою судьбу? И я буду оберегать своего малыша. Прости что сказала. Но лишь родные люди должны говорить правду, пусть и такую ужасную. Я должна открыть тебе глаза на то, с каким монстром ты живешь.
— Ты открыла, — неужели поверила?
— Спасибо тебе, родная, — обнимаю ее, я так рада и счастлива, что не замечаю отстраненность сестры. — Если тебе нужна помощь, чтобы выгнать это чудовище, я помогу.
— Ты правильно сказала, что я живу с монстром и пора от него избавляться. И помощь мне не нужна, — я улыбаюсь, но недолго. — Пошла вон, — тихо, шепотом. Практически могильным голосом. Я холодею от жесткого непроницаемого взгляда, полного льда.
— Что? — не верю собственным ушам. Нина меня выгоняет, не его.
— Вон пошла, — повторяет. — Я тебя вырастила, а дальше сама.
Ее слова проходят через меня как огненная вспышка. Адским огнем выжигая все внутри, оставляя только пепел.
Дрожащими руками берусь за ручку, умираю внутри, иду на выход.
В проходе стоит довольный Толик, опираясь локтем на косяк.
— Ну чё? Рассказала? Убедилась? — шепчет чуть слышно. — Адресок оставь. В гости зайду.
— С дороги, — шиплю, едва сдерживая ненависть. Отталкиваю его. Он налетает на стену, чуть не падает.
— Ой, ой! Цаца какая! Да катись ты!
Выхожу из квартиры. Реву, прислонившись к стене. Я все еще не могу поверить, что Нина меня выгнала. Меня — ни его!
Дверь распахивается, быстро стираю слезы. Смотрю на сестру.
Одумалась. Конечно, я ей причинила боль и в ответ она мне. Но сейчас мы помиримся, как обычно, и…
— На, забери! Мне не нужны твои подачки, — сестра швыряет в меня чем то и захлопывает дверь. Кусаю губу, смотрю на карточку.
— Зачем отдала? — канючит Толик за дверью, но я не слушаю. Собрав волю в кулак спускаюсь по лестнице.
* * *
Стук в дверь. Открываю. На пороге мои девчонки.
— Как дела, Юль? — Таня и Света обнимают меня по очереди и заходят внутрь.
— Нормально. А вы как сюда попали?
— Николай Семенович, твой сосед открыл. Мы до тебя ни дозвониться, ни достучаться не могли, — Таня бросает сумку на старенький диван. — Да, — многозначительно тянет, осматривая двенадцать квадратных метров. — Не богато. И кроме дивана и шкафа нет ничего. Но мы это сейчас исправим! — набирает номер и командным голосом: — Максим, можете заносить. Второй этаж.
— Максим? Что заносить? Что вы придумали? — смотрю на заговорщиц. — Мы шли к тебе и тут встретили Максима. Рассказали, что ты переехала. Вскользь упомянули, что у тебя ничего в комнате толком нет. И он вызвался помочь.
Через несколько минут Максим
