прикинуться, что это было свиданием, и вы бы все равно проводили меня. Но я все-таки не уверена, что это не было допросом. И, кто знает, может, я и вправду дьявольски хитроумная убийца. Так что, думаю, для нас обоих будет лучше, если я пойду домой одна.
С этими словами она чмокнула меня в щеку, пожелала доброй ночи и ушла.
И меня это вполне устраивало. После всего, что я узнал о Максвелл-Кортре и о людях, у которых имелась возможность оборвать долгую, долгую жизнь Бонни, я все еще не был уверен, что знаю, кто это совершил. Я знал недостаточно… но в то же время уже начинал понимать, что разузнать больше вряд ли удастся. Этого вполне хватило, чтобы я долго проворочался в кровати без сна.
Когда я проснулся утром, у меня был план. Не очень понимаю, откуда этот план взялся, но он единственный показался мне логичным. Я позвонил Гэби и сказал ей, что после обеда должен встретиться со всеми, кто имел отношение к смерти Бонни, включая Дейва, ИИ и весь обслуживающий персонал, который дежурил той ночью. Гэби сказала, что позаботится об этом — в том числе и о Дейве, — хотя не объяснила как.
Все утро я провел как во сне. Зашел в муниципалитет и правление школы. Высидел все собрание с учителями и родительским комитетом. Собрание было посвящено новой учебной программе, основанной на головных обручах, и хотя я и делал заметки и даже написал статью, но не запомнил ни слова из сказанного. Я съел обед… но не помню, чем пообедал. И сделал еще кое-что, чтобы подготовиться к встрече.
Затем я совершил долгую прогулку вверх по холму, мимо парка и к Максвелл-Корту.
Когда я прибыл, все уже собрались и расселись в большой, ярко освещенной комнате с оборудованием. Так нам не понадобилось перемещать Петра и Павла, что, как мне говорили, было делом не из легких.
К моему удивлению, Дейв тоже оказался там.
— Мы послали за ним наемный автомобиль, — пояснила Гэби.
— А вы можете это сделать?
— Сейчас, когда Бонни нет, мы можем сделать многое, — ответила она.
Присутствовали Гэби, Эбигейл, повариха и экономка. И даже судья Адамс, через удаленный доступ.
Я приступил к делу напрямую.
— Как некоторым из вас, возможно, известно, я пытался выяснить, кто — если этот кто вообще существует — приложил руку к тем событиям, что повлекли за собой смерть Бонни Баннистер. Я делал то, чем обычно занимаюсь по работе — совал свой нос в чужие дела, задавал вопросы, ничего толком не мог разузнать. Я посвятил этому уже несколько дней, пока внезапно меня не осенило: все это время я посвятил раскрытию преступления, но не потратил ни минуты, чтобы что-нибудь узнать о Бонни.
Гэби и Дейв улыбнулись. Эбигейл едва слышно фыркнула и принялась грызть костяшку пальца.
— Я просмотрел старые видеозаписи, новые статьи и кое-что другое. В свое время она была весьма любопытной личностью. Творческой и динамичной. Бонни была из тех, кто хочет все делать по-своему, кто готов проламывать стены, пока не добьется. Она умела настоять на своем.
— Да, она была той еще дамочкой, — непрошено встрял Дейв.
Я кивнул ему.
— Согласен. Возможно, не самой уживчивой на свете особой. Бонни была упряма и не всегда непогрешима в суждениях — и это ее огорчало, потому что она знала за собой эту черту и сожалела о ней.
— Спросите у моей матери, — снова вмешался Дейв. — И у бабуси. Они много чего понарасскажут.
— Я знаю. Кое-что даже просочилось в газеты. И после того как я прочел эти статьи и увидел ее в жизни, в ее же собственных строках, я начал размышлять о том, каково Бонни было чувствовать себя запертой в одном из этих больших кофейных цилиндров, которые для нее изготовили.
Эбигейл чуть всхлипнула. Судья трескуче хмыкнул.
— Думаю, вам, судья, было намного легче, — продолжил я. — И, возможно, это лучше, чем спиться в вашем почтенном возрасте.
— Я не в восторге от этого замечания, — сказал судья.
— Ничего плохого я не имею в виду. Я совершенно уверен, что такая жизнь никому не покажется легкой. Но, похоже, вы сохраняете бодрость. Полагаю, вы всегда принимали то, что швыряла вам жизнь, и с лихвой возвращали ей ее же удары. И мне кажется, что Бонни Баннистер была не способна на это — ну или не в такой мере.
— С этим мне придется согласиться, — заявил Дейв.
— Благодарю вас, Дейв, — ответил я. — Знаете, какое-то время я считал, что именно вы велели Петру и Павлу отключить оборудование Бонни. Но Гэби сказала, что так не думает, и я решил присмотреться внимательней. Я обнаружил, что в разговоре со мной вы несколько раз солгали или, скажем так, слегка уклонились от истины. Вы навещали Бонни куда чаще, чем готовы были признать.
— Это не ваше дело, — буркнул он.
— Возможно, нет. Мне интересно, о чем вы беседовали во время этих визитов. Но это тоже не мое дело. Тот факт, что вы приходили сюда, разговаривали с ней и смеялись, еще сильней уменьшает вероятность того, что вы готовы были причинить ей вред. И потом ваш дом. Она ведь не покупала его для вас, да?
Дейв выглядел сконфуженным. Повесив голову, он признал:
— Нет, не покупала.
— Это был ее дом. Я проверял. Она родилась в нем. Она была ребенком, выросшим в пригороде, в типовом доме со школой в конце улицы, с машинами, разъезжающими повсюду, со всем тем миром, что исчез так много лет назад. Мир Бонни сгинул задолго для того, как ее засунули в консервную банку и поставили на полку. Мир пригородов, телевидения и совершенно иной повседневной жизни.
— Она рассказывала мне о том, как это было, — согласился Дейв. — Один вечер за другим. Старшая школа, супермаркеты и кафешки с пончиками. Все это ушло.
— Именно. Поэтому я начал думать, что вопрос не в том, кто готов был отнять у Бонни жизнь. Вопрос в том, кто готов был ее оборвать. Для того чтобы отнять жизнь, нужны совершенно иные мотивы, и ни у кого из вас их, похоже, не было. Судье Адамсу это не принесло бы никакой выгоды. Как и Дейву. Гэби, может быть, дьявольски хитроумна, но вряд ли ее хитроумие могло найти здесь применение.
Гэби показала мне язык.
— Но оборвать жизнь Бонни… это совсем другое. Это мог сделать тот, кто был глубоко к ней привязан. Кто-то вроде Дейва. Или даже Гэби. Или Эбигейл.
Обернувшись к ней, я
