а вечером — на поезд, домой. Образовательно-познавательный тур.
Я? Моя роль минимальна. Сейчас скажу заключительное слово и приглашу москвичей на зимние каникулы к нам, в Чернозёмск. На матч-реванш. На этом всё.
Наметил — выполнил.
И отправился в Спорткомитет.
Москва — не Чернозёмск, это всякий скажет. В Чернозёмске всё близко, особенно на «ЗИМе». От дома в Сосновке до института — двадцать минут. От института до редакции «Поиска» — шесть минут. До областной больницы, самой дальней клинической базы — двенадцать минут. И всё чинно, благородно, неспешно. Милиция узнаёт, честь отдаёт! «ЗИМ» по нынешнему времени нечасто увидишь, а дедушкин, тёмно-вишнёвого цвета, и вовсе один на область. Во всяком случае, из активных. Ну, а мой портрет украшает Стену Славы динамовского стадиона: четырехкратный чемпион СССР, гроссмейстер, а с недавних пор орденоносец. Орден я получил за то, что задержал опасного преступника. Ну, так считается. И не просто задержал, а сказал перед телекамерой на весь Советский Союз, что бесстрашие, мужество и патриотизм обретаю в спортобществе «Динамо».
И плакат, где Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев вручает мне орден Красной Звезды, растиражирован в сотнях экземплярах. Вместе с моим перлом о спортобществе. Потому милиционеры знают меня не только по автомобилю, но и в лицо. И да, четыре раза отдали честь. Один уж точно.
Однако это в Чернозёмске.
В Москве же милиционеры тоже узнают, но неточно. Видят, знакомая физиономия, начинают гадать: может, в ориентировках засветился? Мошенник на доверии? Фарцовщик? Смотрят и сомневаются. Трижды останавливали, проверяли документы. Увидев фамилию вспоминали, улыбались и тоже отдавали честь. Но потом. После проверки.
Автомобиль я пока не купил. Ни «Волгу», ни «троечку». Для одного «Троечка» в самый раз, и для трех человек хороша, а вот для пятерых — не очень. То ли дело «ЗИМ», в него и коляска помещается. Простор. Но «ЗИМ» не хочет в Москву. Ему и в Чернозёмске хорошо.
Да никто в Москву пока и не рвется. Институт заканчивать лучше у нас, в Чернозёмске. Куда как лучше.
А там поглядим.
В Спорткомитет я пришел к назначенному часу.
Товарищ Миколчук, Николай Фролов, Ефим Геллер и Нордибек Нигматов уже ждали.
Сам товарищ Павлов будет проводить инструктаж, объяснять, как нам одолеть Бента Ларсена. Для этого и собрал.
Товарищ Павлов опоздал на сорок две минуты.
— Был в Совмине, — сказал он после приветствия. То есть приветствовал товарищ Миколчук, а мы изображали почтительное внимание.
— Был в Совмине, — после короткой паузы повторил Павлов, и оглядел нас: прониклись ли?
Прониклись.
— Утрата страной чемпионского статуса рассматривается как серьезное упущение в нашей работе, — сказал Павлов, и опять посмотрел на нас, теперь укоризненно, мол, как же вы до такого довели?
Нордибек Нигматов даже покраснел от чувства вины. Геллер крякнул. Фролов, и тот поджал губы. Миколчук покосился на нас: поняли? осознали? готовы искупить?
— Я заверил руководство страны, что корона вернется в Советский Союз! — продолжил Павлов. — Не может не вернуться! Мы должны делом ответить на всемерную заботу партии, правительства, народа!
Нордибек энергично кивнул. Конечно, иначе и быть не может.
И Геллер кивнул, и Фролов, и Миколчук.
— А вы, Чижик, как считаете? — прямо спросил Павлов. Спросил и посмотрел сурово: с кем ты, гроссмейстер?
— Я?
— Да, вы!
— Сама она не вернётся, корона. Только на голове чемпиона. Будет чемпион, будет и корона. По-моему, так.
Павлов поморщился: мой ответ прозвучал нескромно. Да он и был нескромным, вместо того, чтобы благодарить за оказанное доверие, заверять, что жизни не пожалею, и трепетать, я недвусмысленно заявляю, что всё зависит от меня и только меня. От моей головы. Как такое стерпеть?
И Павлов не стерпел.
— У вас хорошая репутация, Чижик, её трудно заслужить. А вот потерять очень легко!
— И в самом деле, товарищ Павлов. Легче лёгкого, — согласился я. — И не такие люди теряют.
Накануне сообщили об аресте директора главного московского гастронома, Соколова. Не в «Правде», конечно, а по вражьим голосам. А товарищ Павлов был хорошим знакомым Соколова. Почти другом. Многие хотели дружить с Соколовым. Прежде. А теперь не хотят.
Тут Павлов, видно, вспомнил о том, что Чижик залетал и на дачу к Андропову, и тут же сменил галс:
— Это я к тому, что совершенно уверен: вы станете чемпионом! Непременно станете, и мы окажем вам на пути к короне всяческую поддержку!
— Да я и сам не прочь, товарищ Павлов, стать чемпионом. И, конечно, ценю поддержку полною мерой. Кстати, кое-что можно сделать уже сейчас, но… — я посмотрел на остальных — я думаю, товарищам это неинтересно.
Товарищам было очень интересно, но Павлов их отпустил:
— Идите, товарищи, готовьтесь. Завтра в путь!
Пришлось товарищам идти.
— Так что вам нужно для победы? — спросил Павлов, сразу ставя меня в позицию просителя.
— Не обо мне речь, Сергей Павлович. Не обо мне.
— А о ком?
— О вас. Скажите, вы ведь похудели? Килограммов шесть потеряли, семь?
— Какое это имеет отношение… — начал он и осекся. Потом севшим голосом продолжил:
— На семь.
— А рыбалкой по-прежнему увлекаетесь? На севере, часом, весной не рыбачили?
— Да, в мае, на Печоре. В Нарьян-Маре.
— А в июне начали худеть. Почитали справочники, и решили, что у вас рак. Не так ли? К врачам обращаться боитесь: вылечить не вылечат, а на инвалидность отправят. Ну, не врачи отправят, а Кто Следует. Так?
— Допустим, — к Павлову на глазах возвращалось самообладание. — И что с этого?
— Не рак у вас, Сергей Павлович. Заболевание серьезное, если не лечить, а если лечить — то и выздоровеете. Лечиться нужно.
— От чего?
— У вас, пардон за прямоту, полярные глисты. Мелкие, но прожорливые.
— И… И что же делать?
— Обратитесь в свою поликлинику. Не бойтесь, дело житейское, многие, побывавшие на севере, страдают этой напастью. Да почти все. А то купите в аптеке вермокс, да и пейте по таблетке два раза в день три дня. Пройдёт. Но под врачебным наблюдением, оно надёжнее. Ну, и анализы нужно бы сдать, до лечения, и после. Для контроля. И домашних пролечить на всякий случай.
Павлов что-то нацарапал на листке, название лекарства, думаю.
Потом посмотрел на меня: не скажу ли я чего-либо ещё.
Я сказал.
— Пока будете пить таблетки — ни коньяку, ни водки, ничего. Кефир только.
И вышел.
Дел-то ещё много.
Тяжельникова в Москве не было. На Кубе Тяжельников. Но есть Петр Вениаминович, его серый кардинал.
И опять я подумал об автомобиле. Уж больно она, Москва, большая. Величественна. И метро не сказать, чтобы уж очень спасало,
