все разумные народы.
Их легионы будут выступать против него со сталью и железом, но захлебнутся на берегах Иордана.
А его источник и его города возвысятся, ибо чудеса его подобны солнцу.
Они говорят, что в сговоре я с ним и что желаньем нашим является побуждение народа к бунту против царства Иудейского.
Им отвечаю я, пламя Слова: если считаете царством выгребную яму, то падете в ловушку уничтожения и смерти. Ступайте путем Содома и Гоморры, и тогда ваш народ забыт будет Богом, и обратится земля сия пеплом. Жалкие глупцы, стремитесь вы противостоять нагой и босоногой армии Иисуса Назаретянина!
Я сам являюсь капитаном ее, недостойным пыль сдувать с его сандалий.
Ступайте же к нему и передайте слова мои, и именем моим просите его об утешении и благословении.
Мне ж, увы, уже недолго оставаться здесь. Ночь жизни моей уже близка, и вскоре я покину тело. Слышу я зов призывный моей могилы.
Ступайте к Иисусу и скажите, что Иоанн Кедрон, душа которого вновь возвращается в тень смерти, молится за него, тоже находящегося на краю могильного порога.
Свидетельские показания Иосифа Аримафейского
О ПЕРВОНАЧАЛЬНЫХ ЦЕЛЯХ ИИСУСА
Ты пожелал узнать об изначальных целях Иисуса, и с удовольствием я расскажу тебе об этом.
Я могу поведать только то, что мне самому ведомо о нем.
Наш учитель и наш возлюбленный жил в трех временах года всех пророков. Они, сезоны эти, были весной его пения, летом его экстаза, и осенью его страсти; и каждое время года продолжалось по тысяче лет.
Весна его песни была исчерпана в Галилее. Тогда он собирал любовь, тогда-то он заговорил об Отце, о нашем избавлении и свободе нашей.
Тогда звучало ангельское пение в ушах наших и взлетало в небесное царство, в сады желаний его сердца.
Он говорил о полях и о зеленых пастбищах, о склонах Ливии, о мареве долин.
Он говорил о диком шиповнике, что улыбается на солнце, и о плодах его страсти.
И он сказал как-то раз: «Лилии и шиповник живут всего лишь день, но это целый день вечной свободы».
Как-то раз сидели мы все вместе у реки, и он заметил: «И ручей, и листья на деревьях, — все это есть музыка вечная. Вечность подпевает им гласом озера, и пение их сливается в мистерию полдня.
Искать Отца хотите, ищите ручеек, впадающий в озеро».
Затем настало лето его экстаза и июнь его любви средь нас.
Он говорил о том же, но это были слова иного человека — соседа прежнего Иисуса, любителя дорог, бродяги и нашего друга детства.
Он говорил о путешествиях юности по востоку Египта, о пахарях, приходящих домой с волами, ревущими от жажды у ворот.
И он сказал: «Сосед ваш есть ваша непознанная душа. Его лицо отражается в вашей тихой воде.
Прислушайтесь к шепоту ночи, и вы услышите его разговор, и его слова начнут пульсировать в вашем собственном сердце».
А на другой день он сказал: «Не замыкайтесь в собственном одиночестве. Вы существуете в других людях, а они незримо присутствуют во всех ваших днях.
Их дороги — это ваши дороги.
Сегодня я с вами. Завтра я уйду прочь, но, даже отсутствуя, я все равно буду видеть вас, ваших соседей, эту неведомую вам душу».
А затем настала осень его страсти.
И говорил он с нами о свободе, как говорил когда-то в Галилее в весну его песни; но теперь слова его не находили понимания у нас.
Он говорил об уходе, что поет вместе с ветром, и о человеке, что подобен ангелу.
Он говорил: «Вы есть чаша и вы есть вино. Пейте самое себя до донышка и вспоминайте меня».
Во время нашего пути к югу он сказал: «Иерусалим, стоящий в преддверии высот, обрушится, как сруб гнилой, и изолированный им от людей один останусь я.
Храм мрачным маревом укутан, никто не узнает лиц своих собратьев, ибо опасность ослепила всех».
И когда добрались мы до Вифании, потребовал он: «Пойдемте в Иерусалим. Город заждался нас. Я хочу говорить со множеством. Я зажгу пламя многих, но в моей казни вы все обретете жизнь новую и свободу. У Иудеи будет свой царь, она обратит в бегство легионы Рима.
Но не я царь Иудейский. Диадема Слова создана для иной головы. И кольцо Соломона тесно для моего пальца.
Но я буду бурей в этом небе и песней в ваших душах.
Я останусь в вашей памяти.
Люди назовут меня Иисусом Помазанником».
Все это говорил он на пути в Иерусалим пред самым въездом в город. И слова его врезались в наши сердца, как будто их выбивал скульптора молоток.
Но был ли Богом он? Он не был Богом и не был он царем Иудейским. Он был тремя временами года пророков.
Свидетельские показания Нафанаила
ИИСУС НЕ БЫЛ КРОТКИМ
Они говорили, что Иисус из Назарета был смиренным и кротким.
Они говорили, что он был справедливым человеком, законопослушным и тому подобное, короче, был слабаком, и часто его сбивали с толку строгость и сила противников; и что если доводилось ему сталкиваться с людьми авторитетными и уважаемыми, он становился подобен агнцу пред рыкающим львом.
Но я говорю, что Иисус пользовался уважением среди людей, он был ведом бедноте и проповедовал на холмах Галилейских и в городах Иудеи и Финикии.
Этот человек нашел в себе силы сказать: «Я живу, а значит, иду путем истины».
Этот кроткий и любящий человек смог заявить: «Я — в Боге, Отце нашем; а наш Бог, Отец всевышний — во мне».
Этот смиренный человек посмел во всеуслышанье вскричать: «Тот, кто не верит в меня, не верит ни в саму жизнь, ни в жизнь вечную!».
Этот нерешительный человек говорил: «Я пришел дать вам не мир, но меч».
Ведь осмелился он, мягкотелый слабак, сказать: «Царство мое выше ваших царств земных».
Он нашел в себе немыслимое мужество повторять все вновь и вновь: «Уничтожьте эти храмы, и я возведу вам новый в три дня».
Да смог ли бы трус пред лицом власть имущих выкрикнуть: «Лжецы, сквернословы, мерзавцы и дегенераты!»?
Смог ли бы трус сказать властителям Иудеи все это? Кроткий и смиренный?
Нет. Орел не создает гнездо свое в ветвях плакучей ивы.
Я испытываю отвращение, слыша, как называют Иисуса смиренным и кротким, справедливо-законопослушным с жестокосердными. Может быть, Иисус и не был Богом, но ничтожным его тоже не назовешь.
Да, мое сердце задыхается
