меня и притягивая к себе для объятий, которых я не ожидала. Медленно я поднимаю руки и обнимаю его в ответ. Это так приятно — просто обнять кого-нибудь. Помимо того, что мы все вытерпели то дерьмо, которым нас обливали, нелегко увидеть мёртвое тело или заставлять кого-то поверить тебе, когда ты рассказываешь об этом. Я чувствую себя отдалённой от мамы, папы, но, по крайней мере, у меня есть Студенческий совет.
— Ты ничего не испортишь, Чак Карсон, — говорит Мика с лёгким смешком. В нём есть нервная трель, которой я никогда раньше не слышала. Я привыкла к тому, что он уверенный в себе, дерзкий. Медленно я отстраняюсь и смотрю ему в лицо. На нем можно прочитать признание, которое, я знаю, мне нужно услышать. Однако вместо того, чтобы настаивать на этом, я просто жду. Иногда людям нужно прийти к вам в своём темпе. — Это я всё испортил с Тобиасом. Он так и не смог забыть историю с Эмбер.
Мика делает шаг назад, и я понимаю, что мы не собираемся заниматься сексом, не прямо сейчас. Ему нужно выговориться. Я подхожу к раковине, чищу зубы, пока он посмеивается надо мной, а затем хлопаю его по груди.
— Прекрати это. Я очень стесняюсь своего дыхания, ясно? Никто не хочет целовать утренний рот, или кофейный рот, или… — Мика делает шаг вперёд и красноречиво обнимает меня одной рукой за талию, другой обхватывая мой затылок. Он обрывает меня на полуслове поцелуем, который я чувствую до кончиков пальцев ног. Они скручиваются на вымощенном галькой полу, когда я хватаюсь за передние полы его халата и сминаю ткань дрожащими пальцами. На вкус он как мята и вишня.
— Именно поэтому я попросил Черча и Рейнджера присмотреть за тобой, пока я пробирался в ванную этим утром, чтобы привести себя в порядок. — Он хихикает мне в губы, и я улыбаюсь ему в ответ. — Ты не единственная, кто беспокоится, что утреннее дыхание может всё испортить. — Мика внезапно замолкает и отстраняется, хватая меня за руку и увлекая за собой.
Он открывает дверь ванной и… там стоит мой грёбаный отец и смотрит на меня, подёргивая одной бровью.
— Чак. Карсон. — Эти два слова он выдавливает сквозь зубы, а я в шоке моргаю в ответ. Каковы шансы, люди? Нет, серьёзно, реально, каковы шансы, что он появится за дверью ванной именно в этот момент?! Автор моей жизни, должно быть, ненавидит меня. — Не могли бы вы объяснить мне, что вы двое делали в ванной вместе?
«Я собиралась соблазнить Мику, но потом занервничала, а он хочет мне кое в чём признаться, так что…»
— Чистили зубы? — выпаливаю я, но это почти вопрос и не звучит особенно убедительно. Я так нарываюсь на взбучку. Между фальшивой помолвкой, мёртвым телом, мной, прижатой голой к Черчу, и теперь этим? Но опять-таки, когда мне там исполнится восемнадцать? Христос на крекере.
— И вам нужно было сделать это вместе, потому что…? — отец продолжает, замолкает, а затем делает паузу, когда мистер Мерфи подходит к нему слева и наклоняется, чтобы что-то прошептать. Папино лицо напрягается, и он кивает, оглядывая меня и Мику с выражением недоумения на лице. — У меня быстро истекает терпение по отношению к тебе, Чак.
Я поджимаю губы, но продолжаю держать руку Мики, когда папа уходит по коридору, а мистер Мерфи спешит следом. Он выглядит испуганным, находясь рядом со мной, поэтому, когда мужчина проходит мимо, я показываю ему фак и получаю удовольствие от того, что он съёживается.
— Он ни в коем случае не может быть одним из убийц, — бормочу я, но всё равно не могу понять его мотивацию. Черч прав: это наша проблема. У нас есть много зацепок, но без мотива их невозможно собрать воедино.
Я никак не могу обвинить себя за то, что не поняла раньше, что то, с чем мы имеем дело, являлось гораздо большим, чем я когда-либо могла себе представить.
— Пойдём, — говорит Мика, ведя меня обратно в мою комнату и через неё к противоположной двери, ведущей во внутренний двор. По дороге я беру свои сандалии, и мы прогуливаемся по извилистым дорожкам возле пруда с карпами. Воздух свежий и чистый, а пейзаж вокруг нас такой мирный, что трудно вспомнить, что буквально вчера я видела в лесу людей в лисьих масках. — После того, как я расскажу тебе эту историю, ты можешь возненавидеть меня.
— Невозможно, — молвлю я, выдыхая и оглядываясь на него. Я начинаю понимать, что только потому, что люди совершают ошибки, это не делает их расходным материалом. Даже если ошибки будут большими. Если есть любовь, и вы достаточно заботитесь о другом человеке, вы справитесь с этим, и вы оба становитесь лучше. Я не имею в виду присутствие токсичных или оскорбительных людей в вашей жизни, но… Мика — человек. Что бы он ни сделал с Тобиасом, теперь он хороший человек, и это главное. Наше прошлое — это не якорь, который удерживает нас привязанными к затонувшему кораблю на дне моря; это парус, в который мы можем набирать ветер, чтобы воспарить.
— Ты знаешь, что на первом курсе мы с Тобиасом ходили в частную академию в Санта-Круз, верно? — я приподнимаю брови, когда Мика останавливается и поворачивается ко мне, ветер треплет выбившиеся пряди его красно-оранжевых волос вокруг лица. Мы остановились на настиле, с которого открывается вид на пруд с кои. Мика выходит вперёд и скрещивает руки на перилах, перегибаясь через них и оглядывая территорию.
— Вообще-то, я этого не знала, — говорю я, подходя, становлюсь рядом с ним и прислоняюсь задницей к перилам. Он улыбается, но выражение его лица напряжённое, и у меня возникает мысль, что это воспоминание ранит его так же сильно, как и Тобиаса.
— Ну, мы ходили туда. И пока там учились, мы познакомились с девушкой по имени Эмбер Мьюз. — Он ещё немного улыбается, но это печальное выражение не совсем отражается в его глазах. — Она жила с мамой в отстойном трейлере на участке своего дедушки. — Он замолкает и смотрит в мою сторону с небольшой усмешкой, дразнящей уголок его рта. — В любом случае, мы с Тобиасом оба были по-настоящему увлечены ею, но, э-э… — он снова замолкает и вздыхает, наклоняясь вперёд и упираясь лбом в предплечья. — Как обычно, она предпочла Тобиаса мне.
Одна моя бровь приподнимается, и я наклоняюсь, пытаясь оказаться на уровне глаз Мики МакКарти.
— Что значит как обычно? — спрашиваю я, и тут одна из рыбок кои шлёпает хвостом
