сделанные-с-любовью-и-своими-руками.
НЕ меняйте настройки на чужих вязальных машинах.
НЕ взрывайте туалеты — не важно, фейерверками, динамитом или взрывчаткой.
Всё ясно? Надеюсь, что да. Эх, вот бы и мистер Ворчун это понимал! Если бы все-все-все, кого он рассердил, догадались, сколько дел он натворил и скольких людей обидел, они бы непременно выгнали его с ярмарки, а то и вызвали бы полицию. Но жертвы мистера Ворчуна полагали, что они — единственные пострадавшие, которых угораздило столкнуться с этой ходячей катастрофой.
Через какое-то время все они сошлись вместе: мистер Ворчун, миссис Дыщ, Лучик, Мими и Аций. Ребята лакомились яблоками в карамели. Миссис Дыщ бродила туда-сюда, разглядывая свои оранжевые ногти на ногах и причитая, что на Конкурсе солений, варений и джемов она непременно проиграет, ведь Эдна Двапенни непременно сжульничает или подкупит судей. Мистер Ворчун снимал с одежды остатки торта (и отправлял себе в рот, разумеется). Так вышло, что они встретились возле большой круглой палатки из звериной кожи. Эти палатки, к слову, называются юртами.
Мистер Ворчун уже бывал в юрте и пришёл к выводу, что там темно и сильно воняет.
— Здравствуй, пустое место, — обратилась миссис Дыщ к зятю.
Мистер Ворчун не нашёлся, как ответить, и вместо этого пнул, что под ногу попалось: юрту. Оттуда послышался БАХ. А затем протяжное У-У-У-У. И, наконец, визгливое:
— А-а-а-а-а-а-а-а-ай!
С этим криком из юрты вылетела девочка с нарисованной синей бабочкой на пол-лица. К сожалению, чудесный рисунок не удалось завершить, и от носа к щеке тянулась неровная полоса краски. За девочкой вышел сам художник — видимо, его мистер Ворчун и толкнул через стену юрты. Бедняга дрожал, но не выпускал из руки верную кисточку.
Наконец появился отец жертвы. Он был рассержен. Нет, не просто рассержен! Он пришёл в бешенство! Его трясло от ярости. Кто осмелился расстроить его любимую дочку, его маленькую принцессу?! Заботливый отец огляделся вокруг, заметил мистера Ворчуна и впился в него взглядом.
Мистер Ворчун показал пальцем на Лучика. Отец девочки посмотрел на него, и… Не прошло и секунды, а Лучик уже мчался, как ветер, спасаясь от преследования разъярённого отца.
Мамаша Дыщ покосилась на мистера Ворчуна.
— И зачем ты так поступил? — с укором спросила она.
— Поступил как? — уточнил он.
— Подставил Лучика! Этот свеклолиций старикан теперь уверен, что юрту пнул Лучик!
— Не слышу вопроса, — отозвался мистер Ворчун, довольный собой. (Ну разве его маленькая хитрость не доказывает, что он умный малый?)
— Зачем ты показал на Лучика, балбес? — уточнила миссис Дыщ.
— Он намного быстрее меня бегает, — признался мистер Ворчун.
Миссис Дыщ задумалась над его ответом, склонила голову в одну сторону, потом в другую и произнесла:
— А ты прав.
Возможно, её зятёк был не так уж и глуп.
Мими с Ацием тем временем спешили за Лучиком и разъярённым отцом, пенявшим на мальчика за то, чего он не совершал. Лучик метался то туда, то сюда, огибал палатки, забегал в палатки, перепрыгивал через лучших коз, заслуживших первые места на конкурсе домашнего скота, протискивался между ходулями артистки — её сценический псевдоним был Дылда Далия Ли, если вам вдруг интересно. Наконец он перелез через ограду на соседнее поле.
Впервые за всю погоню оглянувшись через плечо, Лучик увидел, что отец девочки (и так красный, как рак, он ещё сильнее покраснел от быстрого бега) отстал и выискивает его глазами совершенно в другом месте. Медлить было нельзя. Лучик понял: ему надо спрятаться, и ПОСКОРЕЕ. Не теряя ни секунды, он бросился в первое попавшееся на глаза укрытие.
Угадайте, что это было? Ну бросьте, не надо вредничать! Угадайте. Нет-нет, не дупло в дереве. Лучик залез в кабину пилота одного из бипланов, стоявших рядом друг с другом в чистом поле.
В смысле — почему я раньше их не упоминал? Да потому что было не к месту! Но там и правда стояли два биплана, красный и синий, в сантиметре друг от друга, в пустом, в общем-то, поле. (Кстати, бипланы — это такие старомодные самолёты с двумя крыльями, одно над другим, и держатся они за счёт креплений и опор, а кабина пилота у бипланов открытая, без крыши.)
Лучик сжался в комочек в этой самой кабине синего биплана (а всего там было две кабины!) и старался не поднимать головы, чтобы никто его не заметил. Он услышал, как кто-то идёт к самолёту, и не решился ни вдохнуть, ни выдохнуть. Биплан слегка покачнулся, когда пилот занял своё место во второй кабине.
Мими с Ацием так же поразило исчезновение Лучика, как сердитого отца, который решил вернуться к своей наполовину раскрашенной принцессе. Где, скажите на милость, его носило?
А носило его высоко над землёй… Потому что синий биплан поднялся с чистого поля и взлетел высоко в небо.
Сегодня Альфонсо Табба, доктора медицины и звёздного врача, ждало важное событие, связанное с ярмаркой и его возлюбленной Дженни Прендергаст, но никак не относящееся к Конкурсу солений, варений и джемов. Доктор Табб сидел в кабине пилота в том самом синем биплане и управлял им.
Биплан этот был необычный — если они. конечно, вообще бывают обычными — он умел писать небесные послания с помощью своего облачного следа. Альфонсо был готов к бою! Он сверился с часами и предположил, что Дженни уже расставила все свои баночки с соленьями, вареньями и джемами на столе в павильоне и теперь прогуливается по ярмарке, ожидая начала конкурса. Осталось подгадать верную минуту. Сердце врача трепетало от волнения, наполненное страстной любовью к очаровательной Дженни. (Знаю-знаю, это так слащаво, что зубы сводит!) На ярмарке был отличный громкоговоритель с динамиками на многих палатках и павильонах. Обычно его использовали для объявлений — например, о вручении призов, о том, когда снова откроется палатка с глиняными горшочками, сделанными-с-любовью-и-своими-руками или о том, где алый, словно редиска, отец может найти свою дочь с красочным зигзагом на лице. Внезапно, словно по мановению волшебной палочки, из динамиков полилась музыка.
Обычно такие мелодии кажутся механическими и скучными, но эта звучала особенно невыносимо. Во-первых, её играл сам доктор Табб на переносном синтезаторе на батарейках, что уже не предвещало ничего хорошего. Во-вторых, игра эта вместе с вокалом была записана на диктофон, на который он обычно диктовал свои врачебные заметки. Как вы могли догадаться, этот прибор не был создан для музыки. В-третьих, Альфонсо Табб не
