в неизвестном направлении.
— Что-то тебя не в ту степь понесло, — тормозит маму папа.
— Толя, всё в ту. Скоро каждый чих будет зафиксирован на электронном носителе, а твоя дочь простое заявление подать не может.
Судя по всему, маму уже успели проконсультировать по данному вопросу.
— Могу, мам. На алименты подам сегодня, — про них я даже не подумала, — а на развод нужно через суд, потому что у нас несовершеннолетний ребёнок. Поэтому только в понедельник.
Мой ответ успокаивает маму, и она заметно смягчается, уже не давит и почти не напоминает о своём зяте и непутёвой дочери, которая никогда не слушает её советы. Неужели мама думала, что после такого предательства и измены, я захочу сохранить этот брак? Я даже не думаю, что Олег будет против. Ведь и в его интересах как можно скорее получить долгожданную свободу.
Самое странное, что сама я не чувствую никакого сожаления. Словно скинула с себя невидимое бремя, давившее на мои плечи все восемь лет, и в данный момент меня беспокоит только предстоящая Настина операция, а не то, что от меня ушёл муж.
Всё-таки, когда рядом родные люди, жизнь уже не кажется такой безнадёжной. От моих родителей мы с Настей уходим почти под вечер. Домой торопиться не хочется, но подготовить документы и навести порядок надо.
Пока Настя плюхается в ванной, я подаю заявку на получение алиментов. При этом меня не покидает отвратительное, гадкое чувство, и я заранее чувствую весь негатив, направленный на меня со стороны Олега и его матери. Но приходится побороть это чувство в себе.
Слишком поздно я понимаю, что рассчитывать можно только на саму себя, хотя мама постоянно твердила, что никогда не стоит обо всех тратах докладывать мужу. Всегда нужно иметь свою «подушку безопасности», которая может и не понадобится, но всё равно должна быть. Однако я предпочитала оставаться честной с Олегом, потому никогда не думала, что получу такой удар в спину. Что ж, в чём-то я виновата сама. Дура.
Не сразу соображаю, что звонит телефон. На экране высвечивается имя Майки.
— Да, Май? — сонно отвечаю в трубку.
— Ты что, спишь что ли?! — спрашивает с таким возмущением, будто на часах уже полдень.
Вчера я работала на удалёнке, чтобы сдать все отчёты перед отпуском, и уснула почти под утро.
— Уже нет, — пытаюсь проснуться.
— А садик?
— Я отпросила Настю на эту неделю. Нам нужно сдать кое-какие анализы, — объясняю.
— Значит, ты ничего не видела? — говорит загадками Майя.
— М-м? — задумываюсь. — А что я должна была видеть?
— Олежа твой — звезда центральных новостей.
— По поводу? — неприятный холодок пробегает по моей спине.
Как-то не хочется, чтобы общественность выворачивала наизнанку всё грязное бельё.
— Сейчас скину. Сама увидишь. — Майка резко отключается.
В полученном сообщении открываю статью, в которой говорится, что отдыхающая пара из России подала на владельцев гостиницы жалобу за пропажу кольца, стоимостью в половину Настиной операции, которое накануне было подарено моим мужем некой Лазаревой Аделине Александровне.
Следом от Майки прилетает страничка в социальной сети этой самой Аделины, пестреющая яркими фотографиями с места отдыха и самого момента получения безумно дорого подарка.
Глава 14
На аватарке Лазаревой стройная блондинка в светлом платье с яркими крупными цветами. Она стоит, развернувшись полубоком и глядя на морскую рябь. Волнистые обесцвеченные волосы спадают почти до лопаток, выгодно подчёркивая ровный золотистый загар, а гордый разворот плеч говорит о том, что женщина знает себе цену. И хотя лица Аделины не видно, я уверена, что выглядит она хорошо.
Аватарка старая, потому что на правой руке кроме золотого браслета других украшений нет. Зато в её профиле идёт фотография крупным планом.
«Изумительный подарок от очень дорогого человека».
Именно такая запись стоит под постом со снимком роскошного кольца на изящной руке, а ниже более четырёхсот восторженных комментариев с поздравлениями и просьбами показать свою вторую половинку.
Кстати, Олега, действительно, ни на одной из двадцати выложенных фотографий нет. Есть его вид со спины, плечо, кисть, но нет ни одного снимка, где он смотрит в камеру. И у меня мелькает ядовитая усмешка, что моему мужу стыдно показать свои глаза. Ещё меня поражают ответы самой Аделины, обещающей представить своего избранника сразу же, как только решится одна небольшая проблемка. Я так понимаю, под проблемкой Лазарева подразумевает, что её жених немножко женат.
Возмущение и негодование затопляют душу и переходят в неконтролируемое бешенство. Как?! Как можно было променять здоровье своего ребёнка на дорогую безделушку?! Ну завёл ты бабу, уйди по-тихому! Но нет. И я снова ловлю себя на мысли, что это Ольга Дмитриевна надоумила его забрать деньги.
Ещё чуть-чуть и я сорвусь. Поэтому просто закрываю чужую страницу.
Интересно, что бы сказала это самая Аделина, если узнала настоящую цену своего кольца. Не думаю, что Олег поделился с ней этим. Хотя сейчас это уже не играет никакой роли.
Я сегодня же пойду в суд и подам заявление на развод, чтобы как можно быстрее избавиться от мерзкого предателя. Но сначала я хочу заехать к Олегу на работу.
Беру с собой папку со всеми Настиными медицинскими документами, чтобы не быть голословной, а объяснить ситуацию, как она есть. Не люблю давить на жалость и другие эмоции, но сейчас я не просто в безвыходном положении, а в отчаянии, и мне совсем не до моей гордости.
Настя, обидевшись, что я не разрешила ей взять с собой самокат, сидит рядом молча. Смотрит в окно. А я, пока она не отвлекает, мысленно выстраиваю диалог, что и как буду говорить. Ситуация выглядит настолько ужасной, что я не представляю, как смогу всё объяснить. Очень переживаю и не могу успокоиться. Ведь, по сути, против мужа никаких доказательств на руках у меня нет.
Мы выходим из микроавтобуса, и дальше придётся идти пешком. Объясняю Насте, что мы идём к папе на работу. Прошу её сидеть тихо, пока я буду разговаривать, никуда не лезть, и, по возможности, не задавать никаких вопросов.
— Это как у того врача, да? — имеет в виду психолога, когда из-за её излишнего любопытства ей поставили гиперактивность.
— Да, Настюш.
— Ну ладно, — вздыхает. — А потом мы покатаемся на самокате?
— Мне нужно ещё в суд.
— Зачем? — даже останавливается, услышав страшное слово. — А-а… Я поняла! Чтобы наказать преступников.
— Можно сказать и так, — ухожу от прямого ответа. По-хорошему, надо спросить, откуда она знает такие слова.
— У Лёвы папа ловит бандитов, а суд их наказывает, — вдруг выдаёт дочь.
— Это тебе
