взгляда…
– Я тоже…
– Но всё равно мы умудрились полюбить друг друга.
– Друг друга?..
– Ну, да!
– Ты… меня… любишь?.. – с удивлением спросил Паша.
– Я думала, ты уже понял, – усмехнулась девушка. – Люблю, конечно же! Люблю!
После этих слов их лица, как-то сами по себе, незаметно, сблизились, глаза закрылись, а губы слились в поцелуе. Он был довольно быстрым, дабы не привлекать внимания остальных. Хотя, конечно, обоим им было всё равно…
Они двигались к выходу. Всё равно дискотека уже завершалась, и делать было, в принципе, нечего.
В гардеробе, в котором никого не было, они поцеловались ещё раз. На этот раз долго. Страстно. Как целуются в последний раз. Однако они понимали, что это лишь начало их новой жизни. Новой жизни друг с другом…
Паша и София шли по улице, взявшись за руки. Впервые, вне бала они так шли. Оба были счастливы. Обоим было хорошо вместе. Оба чувствовали любовь в своих сердцах.
– Вот, ведь, как музыка сближает, – заметил Паша.
– Нам после такого, определённо, надо сходить к Лепсу на концерт! – шутливо ответила девушка.
– Точно!
Они шли, похрустывая снегом, а Паша снова задумался и усмехнулся вновь пришедшей мысли о количестве денег у того мужика, что смог заказать себе этот самый снег.
– Кстати, – заговорила девушка. – Я обещала придумать как тебя называть.
– Да-да, помню, – ответил Паша. – И?
– Раз уж мы теперь вместе, то ты будешь… Пашуликом!..
Он засмеялся.
– Как же мило, Сонечка!
– Старалась!
Они снова поцеловались, не чувствуя холод от падающего на них снега. Всё равно между ними было огромное счастье, окрылённое любовью….
Возвращение
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, -
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
К.М.Симонов
Солнце уходило куда-то на запад, чтобы накрыть город ранней зимней темнотой. Это был последний раз в этом году, когда оно пропадало с неба, ибо вернуться ему предстояло лишь когда в мире воцарится новый год…
Люди постепенно покидали заснеженные улицы. В конце концов, гулять по такому холоду – не самое лучшее развлечение, да и вообще – праздник лучше встречать где-нибудь в тепле, а вообще – дома.
Последним местом, куда человек отправился бы на Новый год, пожалуй, можно назвать кладбище…
Вообще это странно, когда в такой радостный праздник люди грустят.
Непонятно подобное было и смотрителю городского кладбища. Он привык, что к последним денькам года его тихое владение не посещают живые люди, а потому можно пораньше закрываться и идти домой.
Так было и тридцать первого декабря.
Как только солнце начало скрываться за горизонтом, смотритель хотел начать последний обход, чтобы с чистой совестью идти домой. И тут, его взгляд поймал чей-то силуэт вдали. Он приближался к воротам кладбища.
«Кого это занесло в такой-то день?» – подумал смотритель и вгляделся. По мере приближения стало понятно, что идёт пожилая женщина. Чуть сгорбленная, в старом пальто, в платочке и простеньких женских сапогах, вышедших из моды лет двадцать назад.
– Кладбище скоро закроется, – произнёс смотритель, когда женщина подошла достаточно близко к воротам.
Она повернулась к нему, и он увидел её старое лицо, на котором отпечаталось выражение многолетней бесконечной печали. Смотрителю был знаком этот взгляд. Обычно так смотрели матери убитых солдат, когда им приносили похоронки.
– Могу я немного побыть здесь? – тихим голосом спросила женщина. – Сын у меня здесь лежит.
Смотритель вздохнул.
– Зашли бы уже в следующем году. Чего перед праздником-то душу терзать?
Лицо женщины ещё более опечалилось.
– Нет у меня больше никого, понимаете. Он погиб у меня в сорок третьем. Так мне сказали. И в похоронке написали. Ничего от него у меня не осталось. Вот, хоть так с ним побуду. Можно?
Её голос стал подрагивать.
Сердце смотрителя невольно сжалось. Он и сам был фронтовиком и знал каково это – терять близких людей.
– Заходите, – мотнул головой мужик в сторону ворот. – Когда я закончу обход, вам придётся уйти. Увы, таков порядок.
Женщина закивала.
– Я понимаю.
Смотритель отворил ей ворота, а сам засеменил проводить свой обход.
Солнце, между тем, практически полностью село. Небо сделалось тёмным, а потому среди чёрных памятников и надгробий стало трудно ориентироваться. Тем более для старого человека.
Женщина вынула из кармана пальто небольшую восковую свечу, коробок спичек и аккуратно подожгла фитилёк, стараясь прикрыть его рукой от мимолётного ветра.
Дорогу до могилы сына она знала почти наизусть. И всё-таки ей нужно было немного света, дабы не споткнуться и не поскользнуться.
Женщина брела по заснеженным кладбищенским дорожкам, прикрывая рукой свечку, то и дело глядя по сторонам – не пропустила ли?
И вот дошла.
Знакомая серая могила с небольшой овальной чёрно-белой фотографией юного паренька, под которой были скромные тёмные надписи: «Орлов Игорь Иванович. 29.12.1923-14.10.1943».
Женщина тяжело вздохнула, чувствуя, как в носу начинает пощипывать, словно перед слезами. Она знала, что заплакать ей не удастся. Всё, что можно было выплакать уже кончилось в далёком военном году. Мать рыдала и когда её сын отправился на фронт в сорок первом, и когда письма от него подолгу не приходили… в тот день, когда она получила похоронку, её голова поседела за несколько часов. Да и внешность явно постарела лет на десять.
Женщина аккуратно поставила свечу в снег перед могилой, смахнула рукой небольшой белый слой с верха памятника и присела рядом на чью-то оградку.
Она угрюмо смотрела на фотографию сына. Её вечно молодого сына, который совсем чуть-чуть не дожил до своего двадцатилетия.
Мать помнила, что там внизу лежат лишь некоторые его вещи, ибо изначально Игорь числился пропавшим без вести. Это потом ей сказали, что он просто сгорел дотла. Впрочем, она продолжала ждать своего сына с войны. И ждала честно. Вот уже семнадцать лет…
После войны у неё никого не осталось. Муж также погиб, но ещё в сорок первом. С тех пор, в её жизни так более никто и не появился.
Тем временем, вокруг стало почти полностью темно. Света от свечи хватало только, чтобы видеть округу на расстоянии двух метров.
Она же всё продолжала сидеть.
Её губы и руки невольно дрожали от холода, а глаза были налиты печалью.
– Я скучаю…, – полушёпотом произнесла женщина.
– Я тоже, – раздался откуда-то сзади мужской голос.
Она не сразу поняла, что кто-то что-то сказал. Подумала, что ей причудилось.
– Мама, – уже увереннее произнёс тот же голос, и… женщине показалось, что она его узнала…
Дрожащими руками она подняла со снега свечу и медленно обернулась.
У голой тоненькой осины за её
