после оглашения завещания. В присутствии нотариуса она не проронила ни слова, слушала молча, с каменным лицом, лишь изредка высокомерно поднимала брови. А Ирка сверлила Милану недобрым взглядом и периодически вставляла комментарии. Все это время, находясь в кабинете, она не находила себе места: то вертелась, часто меняя позу, то ходила туда-сюда, то перебирала бумаги на столе нотариуса, не реагируя на его замечания ничего не трогать, без конца его поторапливала, когда он зачитывал документ. Наконец, узнав последнюю волю отца, она вскочила так, что опрокинула стул, на котором сидела.
— Что?! Бизнес — Милане, а всю недвижимость — Ане?! А нам только жалкую квартирку?
Ну, это было громко сказано. Анечке отец оставил дом, правда, в отличном состоянии, в хорошем районе города. Это была не «вся недвижимость», о которой так громко вопила Ирка, но сестру это явно задело.
— Это незаконно, это несправедливо! Я буду подавать в суд!
— Девушка, в моем кабинете не принято кричать, выйдите в коридор! — попытался пристыдить ее нотариус.
— А ты считаешь, что все это справедливо?! — спросила она развязным тоном, легко перейдя на «ты». — Лучше посоветуй, куда мне обращаться!
— Выйдите из кабинета, иначе мне придется принять меры.
— Пойдем, пойдем, — Юлия Максимовна чуть ли не силой потащила ее к выходу. — Извините, — смущенно бросила она, прежде чем закрыть дверь.
В коридоре Ирка продолжала кричать и размахивать руками, в пылу ярости напрочь позабыв о своем округлившемся животе. А, может, не забыла, просто не думала о том, как истерика отразится на малыше. Сейчас ее заботило одно: наследство отца. Честно говоря, Милана и сама была поражена его решением. Когда ее вызвал нотариус, она очень удивилась, и все же поехала, тем более Кирилл сумел договориться и взять один выходной. Она еще толком не отошла от смерти отца, все время прокручивала его последние слова в голове и не могла поверить, что его больше нет. Потому без особого интереса слушала нотариуса, зачитывающего завещание, и не обращала внимания на неприязненные взгляды сестры и ее матери.
Скандал разразился после, когда выяснилось, что свое дело отец оставил Милане, а оставшееся имущество, кроме квартиры, где жила Юленька, и дачи, — внучке. Честно говоря, Милана не обрадовалась. Она никогда не рассчитывала на помощь отца, не особо вникала в то, чем он занимался, поэтому его последняя воля оказалась для нее полной неожиданностью. Новость поразила ее не меньше Ирки. А та продолжала в бешенстве кричать:
— Вы заранее договорились, что ты удочеришь Аню и «оттяпаешь» все наследство! Я вас раскусила! Только непонятно, зачем ты изображала вселенскую доброту, у тебя же на лице написано, что ты корыстная!
— Успокойся, — холодно осадила ее Милана. Вообще не хотела с ней разговаривать, но последняя фраза задела, и она не смогла промолчать. — Отец составил завещание до того, как ты решила отдать свою дочь в детдом.
Ирка внезапно замолчала, пораженная услышанным.
— Посмотри внимательно на дату, и убедишься в том, что я права.
Сестра вернулась в кабинет и почти сразу вышла, скрипя зубами от злости.
— Ни я, ни он, никак не могли предположить, что ты решишься на такое. Я удочерила Анечку, не зная о завещании, — спокойно объяснила Милана. — Удочерила потому, что люблю ее как дочь, потому что хочу о ней заботиться и сделать все для того, чтобы она стала счастливой. Так что не надо мерить по себе. Если у тебя все — я пойду, а то опоздаю на автобус.
— А что мешало ему сказать тебе о завещании, когда ты прискакала к нам разбираться? — Сестра все никак не могла угомониться.
— Ты, кроме этого, можешь думать о чем-нибудь другом? — опять не сдержалась Милана и выразительно глянула на ее живот.
— Не могу, потому что не ожидала такого предательства!
— Тебе ли рассуждать о предательстве?
У Ирки опять вспыхнули щеки, пальцы угрожающе сжались в кулаки.
— Ты за все заплатишь, лицемерка! Я тебя затаскаю по судам!
Она еще долго выкрикивала ругательства и сыпала угрозами, игнорируя увещевания матери. Юлия Максимовна пыталась ее успокоить, но тщетно. Улучив момент, Милана проскользнула к выходу из здания.
В Москву она ехала растерянная и опустошенная, думая не о наследстве, а об отце, о том, что его душе совсем не на пользу такие скандалы. Сжимая Псалтырь, она все никак не могла успокоиться, слезы то и дело катились из глаз. Похоже, о том, что у нее была сестра, можно забыть, потому что теперь она для Ирки враг номер один. В прошлый раз они расстались, как чужие люди. Могли бы не встречаться, не общаться, забыть о существовании друг друга. Теперь же Ирка копит в душе ненависть и готова драться за наследство до конца.
При этой мысли на сердце стало еще тяжелее. Милана мечтала о спокойной, размеренной жизни в окружении любимых людей, а не о склоках и судебных разборках, которые ей пообещали. Проблем и без того хватало. Главная из них заключалась в том, что Аня, хоть и стала потихоньку привыкать к новому дому, категорически отказывалась ходить в детский сад. Они уже нашли хороший частный, познакомили ее с воспитателями, но страх продолжал ее мучить. Девочка думала, что они оставят ее там насовсем, всегда со слезами на глазах умоляла не уходить. Прошлое все еще давало о себе знать. Ведь Ирка однажды уже отвела ее в «садик», вот и остался у нее в подсознании этот страх — быть брошенной. И Милана понимала, что это не пройдет ни завтра, ни послезавтра. Эта очень долгая, изматывающая, трудная борьба, справиться они смогут только вместе. И к этой проблеме добавится еще одна, если Ирка выполнит свою угрозу и подаст в суд.
Хотелось верить, что все как-то само наладится, но иллюзии развеялись, как только она увидела на пороге Юлию Максимовну. И выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.
— Давай будем честными, — начала она без предисловий, уверенной походкой войдя в квартиру. Даже не поздоровалась. С минуту постояла молча, откровенно разглядывая обстановку в коридоре, бесцеремонно заглянула и в другие комнаты, будто была здесь хозяйкой, затем вернулась обратно. По ехидной усмешке, скользнувшей по тонким губам, стало ясно, что скромное убранство жилища пришлось ей не по вкусу. Милане казалось, что она читает все ее мысли по лицу. Взгляд гостьи выдавал пренебрежение, жесты — враждебность, мимика на лице — неприкрытую ярость. Одно неверное слово — и Милану растерзают.
Небрежно сняв с себя шубку и повесив ее на крючок, Юлия Максимовна пристально на нее посмотрела.
— Он заранее сказал
