мог подумать, что всего-навсего, для того чтобы стать счастливее, нужно просто задрать головы. Да, так и есть. Вот так мы днями катались на автобусах, троллейбусах, практически лежа на сидениях, уставившись в окна и задрав головы.
Мы объедались, обпивались и сердца наши не знали покоя. Мне всегда нравилось смотреть в глаза Силы. Там было все чего не доставало у меня внутри. Он казался словно восковым, а глаза как будто черные бусины. Так было здорово, сидеть и просто смотреть, не отрываясь, как он медленно моргает, как его зрачки расширяются и сужаются до размера малюсеньких булавочных головок. Он всегда поправлял мои волосы и говорил, что они у меня как солома, потом прижимался к ним лицом и всегда, каждый раз неожиданно начинал кусать их, словно они были лакомым кусочком для него. Многое в его повадках походило на действия животного. Он обнюхивал меня, кусал, заботился обо мне, словно я была вымирающим видом.
Невообразимая печаль снедала наши сердца день за днем. Сложно сказать, что в таком счастье все-таки мучило, бесконечно мучило нас.
Глава 15
Лаборатории
.
Иногда, кажется, что всё что происходит с нами это часть большого эксперимента, часть эпического повествования или дешевого шоу. Дни проходят мимо, не оставляя следов ни в голове, ни в сердце. Как красиво, прижавшись друг к другу, прислонившись к груди просто слушать чье-то дыхание, как будто бы ставишься незримым свидетелем таинства жизни, при этом осознаешь, жизни вне тебя. Бесконечное небо, воздух, пространство полнят легкие и кружат в бешеном танце, словно ветер листву. Еще никогда я не была так счастлива! Внутри немного щекотно от наполняющей неги, от тлетворного дыхания смерти. Легкость, покой, равнодушие. Часто в последнее время я упиваюсь всем этим. Разве может кто-то еще позволить себе быть столь же беспечными как мы с Силой? Никакой ответственности, никаких страхов, никаких последствий и никакого будущего. Просто делаем, просто позволяем, просто действуем или не делаем ничего, а никто и не заметит, а все потому, что нас нет.
Глава 16
Дом
.
Опустел вновь почерневший дом,
В уголках у штор повисли тени.
Знаю, больше не придешь,
Дом мой полон приведений,
Здесь и там твои осколки,
Там и здесь твои следы
И заглушит смех ребенка
Звук катившейся слезы.
Дом мой полон скорбной лени
И тебя не возвратишь.
Дом мой – крепость,
Ты – тюремщик,
Взгляд усталый,
Капли с крыш.
Глава 17
Мама.
Мам. Мама. Где ты? Где я?
Что произошло со мной, почему я больше не я? Звезды осыпались с небосвода и оставили меня в темноте. Теплота твоих рук стала такой чужой и болезненной. Я не могу смотреть на тебя, слезы застилают мои глаза. Мама, что с тобой?
Этот мир такой противный и злой, мерзкий и лживый, как в нем оказалась ты?!
Этот мир прекрасный и нежный, как в нем оказалась я?
Мама, не жалей меня. Может когда-нибудь, ты вспомнишь меня, светящуюся изнутри. Светящуюся не от любви, но от ненависти, не от счастья, но от боли. Но только ты не будешь этого знать.
Твои глаза чистые и глубокие, словно в них поместилась вся правда мира, но как она далека от моей.
Я кружусь в танце смерти, безрассудном, теплом и таком нежном. Как много в этих темных ночах, как искусно в них переплетены страсти и горести, болезни и выздоровления, как быстро больной разум обретает покой, уносясь за очередным флером чего-то искусственного, пряного и сводящего с ума. Я так рада, мама, что я здесь, в центре этого вихря, что я не одна, что я с Силой.
Мама, не плачь.
Как прекрасно все, что я вижу!
Люди, их маленькие души и хрупкие тела. Только сейчас я поняла, какие хрупкие. Да они и не нужны. Мама, вспоминай меня как самую счастливую на свете. Как воплощение счастья и мечты. Я навсегда останусь в глазах всех тех, кто однажды меня видел.
Мама, не молись Богу.
Услышишь, как он ответил тебе? Если да, сотри это в своей памяти. Если нет, не молись.
Нельзя.
Смерть ведет нас за руку. Смерть наша лучшая подруга. Она холодная и теплая.
Мама, как ты прожила свою жизнь? Наверное, лучше, чем я свою. Не знаю как ты думаешь, но почему твои глаза полнят слезы? Почему мир осиротел без твоей улыбки. Я бы все отдала за то, чтобы сделать тебя счастливой, чтобы ты никогда не знала слез.
Я не могу, не могу сказать, где я. Может, ты мне скажешь?
Глава 18
Небо.
Терпкий запах отсыревшего сена щекотал нос, я проснулась от его вязкого дыхания мне прямо в лицо. Что происходило ныне, мне было так же неизвестно. Мы в стоге благоухающих трав где-то на краю неба. Серебрящиеся иглы подле, кристаллические капли на них – наш концентрат счастья.
Я взглянула на Силу, сегодня, он был красивее обычного, бледнее обычного и, казалось, из его полузакрытых глаз тоненькой струйкой медленно и сердито течет удовольствие. Я почти зримо ощущала ее на себе: как она плыла по моим тонким рукам, касалась волос и сползала куда-то к тонким бедрам и коленям, чуть задержавшись лишь на припухлых икрах.
Сила обнял меня, почти придушив. Вот такими объятиями теперь начинается мое утро.
Сегодня мы были беспредельно отчаянны.
Холодные капли росы нисколько не трогали воспаленных удовольствием тел. Только полузажатый трепет душ летал где-то в отдалении, душ уже не наших. В серой дали не нашего неба, они навсегда скрестились и медленно таяли, чтобы навсегда раствориться.
Неожиданно зазвонил телефон, грубо разрушая нашу придуманную тишину. Мы снова на холодном полу в прихожей, в луже чего-то смердящего, в руках с холодными осколками, еще не опустошенных бутылок.
– Да, – ответил Сила, – да. Это хорошо, спасибо. Нет, все в порядке. Да. ,– и положил трубку.
С минуту молчит. В глазах вижу быстро нарастающий не то восторг, не то ужас.
– Больше нет – говорит он одними губами.
– Чего нет? – я медленно проглатываю слова, словно задыхаясь, что-то подсказывает мне, о чем идет речь.
– Его нет.
Мои руки медленно скребут пол. Мое расплавленное лицо в момент становится бесформенной массой и противно влипает в холодный пол.
Мир больше не станет таким как был. Ты навсегда покинул его. Теперь ни пепла,
