торчали задние металлические колёса трактора. Повсюду — на жердях распятые чучела человека, сотворённые из грубой мешковины; у некоторых — в руках вилы или косы, на шеях болтаются обрубки петель из пеньковой верёвки.
— Почему такие поля? — спросила Елизавета. — Сейчас только начало лета. Мы словно попали в другую эпоху. — Она на секунду положила правую ладонь на плечо Солдата. — Скажи, только правду, на том, на первом знаке ведь была не кошка? Это ведь был ребёнок?
— Да кто его знает, — пробубнил Виктор и повернулся к боковому окну. — В темноте не разглядел.
Елизавета повернулась, хотела что-то сказать; глаза стрельнули поверх головы Виктора, на лице отобразился ужас. — Что это?! Смотри!
Солдат резко повернул голову. Лиза посмотрела в своё боковое окно. На полях, где заканчивались снопы, начинались виселицы, на которых болтались люди. Кругом по земле шастали вороны, подсвеченные жёлтым светом луны, иногда тяжело взлетали, словно вес был равен птеродактилю, а крылья лишь мешали. Иногда из тумана взметались маленькие смерчи, поднимали бумагу, пыль, сухие стебли травы.
Елизавета остановила «вранглер» и зачарованно уставилась на мрачную картину, где с неба в густой низкий туман били молнии.
— Что делать будем? — Лиза повернулась к Виктору, на бледном лице читался ужас. — Смотри, — прошептала она, — это же настоящие люди повешены. Нужно срочно куда-то сообщать.
— Видно — как днём, — задумчиво произнёс Виктор.
Елизавета достала из сумки айфон, набрала номер и прижала к уху. Через минуту грязно выругалась, швырнула через плечо на заднее сиденье.
Впереди по дороге в расступившемся тумане появилась двускатная крыша двухэтажного бревенчатого особняка. По центру над коньком возвышалась кирпичная труба, на конце которой восседало большое птичье гнездо. К левому углу дома пристроена узкая башня с конической крышей. Дорога упиралась в разбитые деревянные ворота, с обеих сторон прилегал невысокий часто прореженный дощатый забор, некоторые доски перевязаны толстой верёвкой или колючей проволокой. На нескольких двухметровых деревянных копьях насажены человеческие черепа.
— Вот и дождались, — не очень-то весело объявил Солдат, большой палец правой руки непроизвольно взвёл курок обреза.
Елизавета подвела «вранглер» к правому воротному столбу. Виктор закинул рюкзак на плечи, покрепче сжал в ладонях обрез ружья и вышел на улицу. Осмотрелся: как-то не очень приводила к доверию вся эта мрачность перед глазами. Обошёл джип сзади и подошёл к проёму ворот. Лиза не выходила, почему-то медлила; её голова то ныряла за боковым окном, то вновь поднималась, уткнув лицо, наверное, в то, что было в руках. Солдат решил, что Елизавета ещё раз пробует поймать связь и набрать номер на айфоне, но без неё не решился идти дальше: она хоть и женщина, но полицейский, имеет ствол и умеет с ним обращаться, а значит, постоять за себя, и при необходимости хоть немного помочь, подстраховать.
Солдат поднял глаза к металлическому листу, свисающему на цепях с рассохшейся балки. На ржавой поверхности плясала надпись: «ЭТО НЕ ВАШ ПРОКЛЯТЫЙ». Виктор задумался и ещё несколько раз прочёл. Создавалось стойкое ощущение, что обращаются к ним.
Елизавета выскочила из джипа.
— Пошли в ворота. Нет здесь связи. Никого нет. Словно весь мир повесился.
Они даже не заметили, как проскочили густое марево и оказались в пасмурном дне; а если и заметили, то мгновенно забыли.
3
Они будто окунулись в глубины грязного и мрачного океана. Мёртвая тишина поглотила все звуки, казалось, давила своими невидимыми прессами, затыкала уши невероятным давлением, что больно стало в головах. Зелёная полутьма окутывала своим запустением, убогостью или даже неряшливостью, разрушением; угрожающим безмолвием вторила в такт гнетущей тишине, которая притаилась для свершения великого зла.
Солдат и Лиза застыли, рассматривая территорию особняка, заросшего разными колючими кустарниками и деревцами: терновником, ежевикой, шиповником, розами, боярышником. В нескольких местах они создавали непролазные гущи и походили на невысокие горы, покрытые зелёной листвой. Стена западной стороны дома и фасад поросли диким виноградом и плющом, а с крыши высокой террасы свисали салатовые гроздья хмеля. Все ставни окон закрыты, переплетены ржавыми цепями, сцепленными мощными навесными замками. Повсеместно валялся мусор, разбитые и раскрошенные кирпичи.
Левая ладонь Елизаветы непроизвольно сжала пальцы Виктора и больше не отпустила, а правая потянулась под ветровку к ручке пистолета в заплечной кобуре.
Площадка перед левой стороной дома заболочена, в земляных холмиках, покрытых мхом; слюдянистые кочки утопали в пучках осоки. Повсюду валялись мёртвые птицы с оголёнными рёбрами и костями.
— А там, — прошептала Лиза, — где на дороге валялся холодильник и стиральная машинка… наверное, мародёры поработали.
— Здесь ни одного столба для электричества нет. Будто попали в другое столетие. — Виктор еле отвёл глаза от скелетика воробья, овитого скелетиком мелкой змейки. — Здесь, наверное, логово самого дьявола. Или его дружбанов, которые питаются дикими птицами. Прямо, обитель зла.
— Может, столбы на другой стороне? — с надеждой в голосе спросила Елизавета, сжала покрепче ручку пистолета. — Или генератор свой. Солнечные панели. Ветряки… там всякие.
— Ага. И в придачу приведения и призраки бывших хозяев. Судя по запустению, сюда никто не захаживал лет сто. А холодильник на дороге был как новый.
— Но как-то ведь он туда попал?
— Да, как-то попал, — задумчиво ответил Солдат, взглянул в сторону на огромный старый дуб с оголившимися корнями и с густолиственными огромными ветвями, где с одной свисала верёвка, заканчивающаяся автомобильной шиной. По спине пробежали полчища ледяных бугорков. — Лиз, Лиз, посмотри, это же ребёнок?
Елизавета повернула лицо и посмотрела, куда указывает палец Виктора.
— Да-а, — протянуто произнесла она. — Да, это ребёнок! Настоящий! Бежим скорее к нему!
Обгоняя друг друга, они помчались к самодельным качелям. Солдат подбежал первым. Метра за три он резко приостановил бег и уже подходил очень медленными и короткими шажками. Он повернулся к Лизе.
— Стой, не подбегай!
Но Елизавета была почти рядом. Она, так же как Виктор, приостановила бег за несколько шагов и медленно подходила, не отрывая взгляда от ребёнка.
— О боже, — обомлела она и прижала ладонь ко рту.
На шине, склонив голову, сидел мальчик лет шести, или даже пяти. Его свесившие ноги в длинных гольфах были стянуты колючей проволокой над самыми щиколотками, свалившиеся сандалики валялись под ступнями и были поглощены грязью, теперь уже сухой и потрескавшейся. Связанные колючей проволокой ладони, пальцы которых обхватывали верёвку возле головы, почти розового цвета, будто немного покраснели от холода, видны даже венки. Когда-то белые шорты и футболка измазаны маслянистым вязким веществом, похожим на солидол. Из головы торчало окровавленное лезвие с длинной ручкой.
Солдату стало совсем плохо, когда он увидел эмблему в виде парусника на кармашке шортов — до невозможности как что-то ему напоминавшее.
— Какие
