Всё дальше и дальше от дома…
В следующий раз я просыпаюсь нормально, без всяких там слуховых галлюцинаций. Обычные звуки осеннего Захолустья. Маяк трубит, ветер его передразнивает. Капли стучат по подоконнику, с канатной дороги доносится предупреждение: просят сохранять спокойствие – не иначе, у них там опять кабинки подвисли, не хватило энергии.
Всё знакомое. Не родное, но по крайней мере понятное. И голова больше не болит, и в глазах не режет. Могу сесть, могу встать, могу дойти до ванной комнаты. Могу посмотреть на себя в зеркало, но лучше не надо. Лицо напряжённое, бледное. Хуже, чем в паспорте. Кстати, а здесь у меня есть документы, удостоверение личности? Очень актуальный вопрос, угу.
– Всё в порядке?
В дверь ванны стучит отец Ларий. Хм! Ну вообще уже! Может, я тут стою, прыщи давлю, о смысле жизни думаю. Где ж ещё о нём думать?
– Дым, нам пора!
Моя личность в зеркале скалит зубы. Страшненько так. Будто там не я отражаюсь, а нечисть какая-нибудь.
Я выпрямляюсь. Врубаю холодную воду. Одной рукой подхватываю волосы, второй, мокрой, провожу по шее сзади, капли текут за шиворот, оборачиваются мурашками. Зато я окончательно встряхнулась.
– Всё, я готова! – открываю дверь, в животе сразу же булькает.
Знать бы ещё, к чему быть готовой! И кем была та женщина с кружкой и пятнистым одеялом?
Вид у Лария торжественный, как на религиозных собраниях. Но в квартире кроме нас с ним никого нет.
– Ну что, смогли познакомиться?
Это он у меня спрашивает? Или у экрана? Мне же не привиделось… не прислышались слова, что он типа разумный? Экран идёт волнами, рябью. Я сразу отворачиваюсь. Голова кружится, не хуже, чем раньше, там у нас.
– Ну вот как экраны друг другу инфу передают?
– Как мы. Только мы словами через рот, а у них своя система. Дым, присядь.
Наверное, боится, что я опять сыграю в обморок. Спасибо, не надо. Я сажусь на пятнистое коровье одеяло. И на стене напротив вдруг появляется точно такой же узор: чёрные кляксы на белом шерстяном фоне. Как будто я внутри экрана, слилась с ним каждой клеточкой и стала одним целым.
Кажется, стены выгибаются, расходятся, как лепестки цветка. Я в серединке, надо мной космос. Или чёрное звёздное небо. Или это тоже экран?
Звуки невероятные, я такое не слышала никогда. Не знаю, с чем сравнить. С церковным хором? С мелодиями для медитаций? С цикадами? Они часто звенели, когда в Захолустье было начало осени. Вообще ничего общего, но всё равно похоже.
Небо кружится над головой. Сильно, потом медленно. Хорошо.
Вокруг чёрный мерцающий воздух. Как в кабине канатной дороги в тот раз, когда я хлестнула Юру своей яростью. Тогда мир был то чёрным, то белым, от моих эмоций. Так сильно они вспыхнули.
Сейчас я тоже могу вспыхнуть. Но не от злости или страха. Это восторг!
Потому что красиво и музыка. Теперь я различаю голос. Как у моего любимого Жерома. Только он поёт не на французском. Иначе, на здешнем языке. И это так прекрасно, что сперва я не могу разобрать смысл.
Потом соображаю.
– Не бойся! Будь мудрой и смелой! Применяй силу во благо. Обещаешь?
– Да! Конечно! Обещаю! Клянусь!
– Принимаю твои слова!
Это так красиво, как брачная клятва!
Голос затихает.
Чёрное звёздное небо замедляет свой ход.
Глава VII
Стены встают на свои места, постепенно сходятся. На них снова чёрно-белый узор. Я всё ещё сижу на одеяле. Дышу с трудом, как после бега.
Отец Ларий садится неподалёку, возле моей пустой кружки. Где он был, пока меня носило в непонятном космосе?
– Хорошо полетали?
Я молчу. Может, экран сейчас реально заговорит.
– А вы что, не видели?
Ларий качает головой.
– Со стороны это не так красиво.
Вот радость-то. Может, я отрубилась и у меня слюна изо рта текла. Тьфу.
– Понравилось?
– Да, очень.
– Ну и хорошо.
И он замолкает. Я жду разъяснений.
– Что это было вообще?
– Экран тебя принял. Вышел на контакт.
– Как пришелец?
– А кто он, по-твоему?
И тут я подвисаю. Я была уверена, что экраны – это механизмы, технические приспособления. Как моторы, движки, интернет. Просто работают на эмоциях, а не на бензине или электричестве.
А он мало того, что живой и разумный, так ещё и нездешний. Как так-то?
Мы сидим на разных краях пятнистого одеяла, стены и потолок тоже пятнистые, мы как в огромном шатре. Не хватает очага. Но стены тоже здорово мерцают. Расслабляют. Я смотрю и слушаю. Ларий рассказывает, с чего всё началось.
– Точных дат у меня нет. Есть только местные мифы и легенды, есть разные священные книги… Ну, по аналогии с нашей Библией, Кораном, летописями. Здесь есть несколько версий одной и той же истории. Но, исходя из этих версий, можно кое-что выяснить. Значит, смотри. Лет примерно тысячу назад здесь, в этом мире, появились… или активизировались, ну, скажем так, разумные минералы, что ли…
На слово «разумный» стены реагируют розовыми разводами, такими кольцами, как от дождевых капель. Красиво. Будто лазерное шоу или театр теней.
Я смотрю и слушаю дальше.
– Этимология… То есть, природа, происхождение этого явления лично мне не ясна. Доверять священным книгам в этом вопросе не стоит. Верующие всё трактуют со своего ракурса. Будем исходить из общих гипотез. Возможно, минералы самозародились именно здесь и просто в определённый момент вышли на контакт, возможно они появились извне и сразу или не сразу начали общение. Прилетели из космоса в составе метеоритов или прошли через какую-то пространственно-временную арку, подобно нам с тобой. Это интересный вопрос, но сейчас у нас нет возможности найти на него ответ. В целом для нас сейчас важна не причина, а последствия этого визита. Наступил момент, когда развитие данной цивилизации пошло своим уникальным путём, сильно не похожим на наш. Последствия мы с тобой сейчас видим.
Ларий говорит сейчас не как священник: пафосно, важно и торжественно. Не как обычный пожилой человек, с которым я часто ужинаю или обедаю за одним столом. Он объясняет, как учитель, который любит свой предмет больше, чем своих учеников (безумное сочетание, но самое-самое классное). Я уже встречала такое! И интонации эти тоже встречала! В мой самый первый здешний день, когда Юра вёл меня по набережной к станции канатной дороги и объяснял, как тут всё устроено. Тогда объяснения казались мне совсем прекрасными, но я думала, что Юра их
