чем на этот раз?
Если он опять со своими идиотскими правилами, то я его…
— Давай обсудим, что происходило в нашей жизни последние два года, — говорит Син. — Ну, на всякий случай. Чтобы нам случайно не задали вопрос, на который мы не сможем ответить.
Я хмурюсь.
— Хм-м-м… Да, это было бы разумно, ты прав.
На его лице опять самодовольная ухмылка.
— Я знаю. Уверен, тебе больно призвать мою правоту…
Я закатываю глаза так сильно, что становится больно. Какой же он невыносимый.
— Умоляю, ближе к делу, — прошу я. — Только опустим часть про твои постельные победы, там ничего нового. Чем ты еще занимался?
— Делами совета, в основном, — отвечает он, игнорируя мой выпад про измены. — Ну и всякими другими формальностями, церемониями. Большинство из них мучительно скучны, и твой дедушка это знает, так что вряд ли будет спрашивать. А ты? Что ты делала? Рисовала что-нибудь?
От последнего вопроса мое сердце болезненно дергается.
Рисовала? Синклер помнит, что люблю рисовать? Это не секрет, но я говорила ему об этом давным-давно, еще до свадьбы, смущенно показывая свои детские акварели.
Но я не рисовала уже давно… Сама не знаю, по какой причине. Возможно, это занятие слишком вдохновляющее для моей унылой жизни.
Я качаю головой и честно признаюсь:
— Нет, у меня нет красок.
Син выглядит озадаченным, как будто о чем-то задумался. Потом улыбается — лукаво, но беззлобно.
— А может, ты ударилась в садоводство?
Я не могу удержаться от смеха.
— О да, именно этим я и занималась! Проводила дни и ночи в саду, и как ты догадался?
Син тоже смеется, потому что знает — я предпочитаю наслаждаться видом растений издалека. Искренне не понимаю, какое тут удовольствие — целый день копаться в грязи, на жаре, а вокруг еще эти жуки… Дивора обожает садоводство, но мне это занятие решительно не подходит.
— А что тогда? — продолжает расспросы Син. — Надеюсь, ты нашла занятие по душе.
Он звучит так искренне, что я почти верю, будто ему не всё равно.
— Ну-у-у… два раза в неделю я читаю детям в деревне.
Син удивленно моргает.
— Читаешь детям?
— Да, там есть мальчик и девочка, которые с трудом учатся читать. Я им помогаю. Ну и заодно мы с Молли разносим беднякам хлеб, фрукты, лекарства… В целом, ничего особенного. Обычные обязанности герцогини, которая обосновалась за городом.
— А ты не скучаешь по Идригасу?
Я вздрагиваю. Мой первый порыв — это выпалить: «Очень!».
Конечно, я скучаю, но… Я останавливаю признание, желая отпустить мечты о прошлом. О блистательной жизни, где мы с Сином красовались бы на балах, влиятельные, богатые и счастливые… Но эти мечты были основаны на лжи. Иллюзии. Мне не стоит об этом забывать.
— Мне нравится жить за городом, — отвечаю я самым бесцветным тоном, на который способна.
Син медлит. Потом произносит:
— Понятно.
Звучит равнодушно. Больше не заинтересованно. Но я чувствую на себе его внимательный, изучающий взгляд.
— Ну, а мне нравится жить в столице, — продолжает он.
О, разумеется. Конечно, ему нравится! Там же и Мелисса, и столько разных женщин…
Я возвращаюсь к чтению журнала, пока обида слишком явно не отразилась на моем лице. Перелистываю страницу, но получается резко, и краешек с треском рвется, рассекая пополам блестящую картинку со шляпкой. Ну вот…
Злость поднимается, но вовсе не на Синклера. Я злюсь на себя. Как я вообще могла допустить всё это? Почему позволила ему обвести себя вокруг пальца?
Но, конечно, Синклер всегда был на высоте. Ему каким-то образом удавалось притворяться влюбленным в меня так долго, так убедительно. Однако факт остается фактом — он солгал мне. Только дуры прощают такое, а я отказываюсь быть дурой.
Вот почему нельзя допустить поцелуев. Возможно, мы и проведем вместе несколько ночей, но я не должна снова стать жертвой его чар.
Глава 7. Синклер
Примерно через три часа мучительной тишины и не менее мучительной тряски мы прибываем в Горф-нест — обитель рода Горфилдов. Это здание на шесть этажей, с тремя вытянутыми башнями и мощным фундаментом из темного камня, призванного имитировать скалы, в которых раньше селились грифоны.
Я выпрыгиваю из кареты первым и помогаю Роми спуститься. Пока слуги суетятся, выгружая наши чемоданы, я ежусь на холодном ветру и предлагаю жене поскорее зайти внутрь.
Ее мать уже стоит на вершине широкой парадной лестницы, у входной двери, и улыбается нам.
Леди Эления, вдовствующая маркграфиня — красивая женщина. Миниатюрная, с золотыми волосами и карими глазами, она выглядит, как зрелая версия Романии. Она всегда относилась ко мне с уважением и добротой, даже после того, как ее дочь рассказала ей обо мне всё самое худшее. Возможно, в этом есть заслуга Джаспера — подозреваю, что он немного сгладил рассказы Роми, очистив мое имя.
В любом случае, если леди Эления и когда-нибудь на меня и сердилась, то ни разу не подавала виду. А что, если она тоже притворяется? Будет забавно, если каждый станет притворяться в этом году.
Ну, все, кроме Джаса. Если кто и выскажет правду всем и каждому в лицо, то это, без сомнения, будет.
— Ваша Светлость, — приветствует меня леди Эления скромным, но почтительным реверансом, когда мы с Роми поднимаемся.
— Рад вас видеть, леди Эления, — отвечаю и искренне улыбаюсь, ведь это правда.
После обмена любезностями нас с Романией ведут по коридорам и лестницам Горф-неста. Внутри всё пахнет Хон Галаном — имбирными пряниками, сосновыми ветками и горящим деревом, потрескивающем во множестве каминов.
Здесь всё равно так, как я запомнил. Как в те счастливые времена, когда я, еще мальчишка, проводил зимние праздники с семьей своего лучшего друга. Это было лучше, чем в моих родовых поместьях, рядом с равнодушной и вечно обиженной матерью.
На стенах и потолках пылают свечи, а все люстры, бра и подсвечники сделаны исключительно из серебра или бронзы. Это всегда казалось мне забавным — те, кто может найти залежи золота по запаху, старательно избегают этого самого золота в своих домах.
Но я точно знаю, что в подземельях Горф-неста хранятся несметные богатства — предки Романии начали копить их с незапамятных времен, еще когда грифоны называли себе королями. Тех королей давно уже нет, но их потомки стали хранителями золотых запасов. Вот почему из грифонов получаются отменные казначеи, стражи сокровищниц и самые талантливые ювелиры.
Ну а взять в жены грифоницу — настоящая удача. Больше ни у каких девиц в империи не бывает столь щедрого приданого. Когда Романия дебютировала на