Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 125
накрыла ее.
Страшная картина живо встала у меня перед глазами, и я залился слезами. Мысли о сыне, о том, как я впервые взял его на руки, напомнили мне, как спустя шестьдесят лет постаревший и одряхлевший Хам угас у меня на руках. От осознания быстротечности его жизни сердце мое снова рвалось в клочья. Хам, мой обожаемый Хам, которому я посвятил себя целиком, отныне стал только словом, одним-единственным произносимым мною слогом.
Нура была потрясена, она прижала меня к своей груди, чтобы я мог выплакаться, и принялась слегка покачиваться, убаюкивая меня и бормоча:
– Понимаю, любимый мой, я тебя понимаю…
Эта внезапная задушевность утешала меня; возможность поговорить о любимом сыне с любимой женщиной успокаивала. Нура поднялась, принесла мне попить, предложила сушеных фруктов, которые хранила в своей котомке, и задумчиво проронила:
– Я принимаю ее, твою Титу. Она мне как сестра. Она была совершенно права.
Мне показалось, что в глазах Нуры блеснули слезы, я схватил ее за руку.
– А теперь, Нура, мне нужен твой ответ! Были ли у тебя…
На ее губах мелькнула горькая усмешка, и она договорила:
– Мужчины?
– Нет, дети.
Нура разразилась резким, неприятным, язвительным смехом – смехом, который причинял боль мне и ранил ее. Она посмотрела на меня долгим пристальным взглядом, будто змея, готовящаяся ужалить свою добычу, и выкрикнула:
– Нет!
И тотчас успокоилась, опустилась передо мной на колени, внимательно изучила мои сросшиеся пальцы, погладила мои руки, согрела их в своих ладонях и покрыла поцелуями.
– Как и Тита, я избрала тебя. Но в отличие от Титы, я хочу не просто ребенка от тебя, я хочу ребенка для тебя. Я хочу подарить тебе семью, Ноам.
– Так и будет, Нура. Не трави себе душу.
– Чем сильнее я буду раздражаться, тем меньше шансов, что это произойдет, я знаю. О Ноам, я сгораю от нетерпения…
Разумеется, в ту ночь мы предавались любви иначе, с особым смыслом, точно совершали сакральный обряд, возможно, даже больше с тщанием, нежели с желанием. Позже, когда, положив голову мне на грудь, Нура погрузилась в тяжелый сон, я вновь принялся распутывать ее слова, которые несколько дней назад привели меня в замешательство: «Время утратило смысл». Несмотря на удар молнии, Нура не изменилась. Даже наделенное нескончаемым долголетием, ее женское тело оставалось телом женщины: оно было подвержено циклам, ежемесячно теряло крови, создано производить потомство; это тело вело обратный отсчет, ибо было обречено не рожать. До самой глубины своего лона, до мельчайшей клеточки своего мозга Нура была создана, чтобы давать жизнь. И тогда я осознал, что бессмертие не может одинаково восприниматься существами мужского и женского пола. С точки зрения Нуры время утратило смысл. Она проживала вечность женщиной; да вот только вечность не была женской.
– Скоро, Ноам, скоро…
Нура обещала, и я, обнадеженный, радовался, что мы вскоре поселимся в долине.
Моя ревность утихла. Некоторое время я следил за Нурой и теперь знал, что на постоялом дворе, дающем кров путникам, она проживает со служанкой.
Затаившись в верхних ветвях густой ели, я наблюдал за их передвижениями. Люди появлялись с разных сторон, потому что заведение располагалось в стратегической точке, где стекались пять наклонных троп, сливались две реки, и откуда начиналась широкая дорога. Некоторые прибывали в лодке, однако большинство путников были пешими. Группами от пяти до тридцати человек, в сопровождении навьюченных тюками ослов, они шли с посохом в руке, с оружием на бедре и дубиной на поясе. Пока они обустраивались на постоялом дворе, их покрытые грязью и загаром изможденные лица выражали тревожное недоверие; затем кто-нибудь из участников похода становился на стражу и, опасаясь мелкой кражи, грабежа или потасовки, один глаз не спускал с товара, а другим следил за окрестностями. Высокорослые путешественники, в противоположность этим коренастым приземистым типам, поставлявшим медную или оловянную руду, обладали благородной внешностью, прямыми носами и глазами, чья изумрудная радужка контрастировала с угольно-черными волосами. Никогда еще я не сталкивался с наделенными столь суровой красотой лицами. Как-то в разговоре Нура сообщила мне, что эти господа перевозят из «страны дрожащих гор», далеко от Восходящего солнца[7], драгоценный камень, лазурит.
В ожидании нашего переселения в долину я вновь занялся изучением растений – это был способ не расставаться с Нурой, когда она отправлялась к себе на постоялый двор, потому что свой интерес я унаследовал от ее отца Тибора.
Я не искал ничего определенного. Мне не на ком было испытывать достоинства той или иной травы, луковицы или корневища. А потому я сосредоточился на посланиях Духов: что говорят Душа кедра, Нимфы соседних источников, Боги белого анемона с золотой сердцевиной или Демон метельчатого дрока? Я прибегал к медитации, которой меня обучил Тибор, – снимал напряжение мозга, чтобы он, переставая желать, потреблять и расходовать, на время терял всякую утилитарную связь со вселенной и позволял ее силам проникнуть в него.
Я стал приходить к дереву – гигантской сосне, разбросавшей себе подобных на почтительное расстояние и широко раскинувшейся над ними. Редкие ветви украшали подножие ее объемистого ствола, словно таким образом она стремилась стать неприступной. Затем ствол утончался и превращался в обильно снабженную ветвями стройную колонну, достигающую облаков на такой высоте, что я не различал ее вершины. Мощь этой сосны поражала меня. Даже оказавшись к ней спиной, я ощущал ее присутствие, она окликала меня, настаивала – и я разворачивался; тогда сосна требовала, чтобы я приблизился, приласкал ее, обнял, простерся у ее подножия. Опустившись на мягкое ложе подгнивающих игл, я бодрствовал, не находил себе места, коченел. Пусть мне хотелось уйти – ее власть предписывала мне остаться. Она держала меня в своих тенетах. И только раздиравший мои внутренности голод высвобождал меня из ее цепких объятий.
Я не осознавал влияния, которое она оказывала, покуда одно происшествие не просветило меня.
Когда я направлялся под ее сень, какая-то рыжая молния мелькнула у меня под ногами: на прогалине резвился возбужденный сияющим светом бельчонок. Заинтересовавшись, я последовал за ним – странно, но мне никогда прежде не случалось увидеть белку и не начать охоту на нее, как если бы древняя часть меня вновь вспоминала свои рефлексы. Ничуть не оробев перед величием сосны, зверек вспрыгнул на ствол, уцепился своими коготками и, помахивая пушистым хвостом, заскользил по коре, проворный, ловкий и верткий. Я тотчас же начал карабкаться за ним.
Увы, дерево отвергало меня. Мешала кора: она оказывалась то клейкой и вязкой, то шероховатой, занозистой и неровной, то рассыпа́лась под пальцами. Мне казалось, будто ветви
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 125
