город выслеживать нас.
— Ты отец моих детей.
— И?
— И? — Ее глаза расширяются. — Ты любил ее! И не переставал любить на протяжении всего нашего брака.
— Ты прекрасно знала о моих чувствах к ней, когда раздвигала для меня ноги, Тина. Я никогда не скрывал этого от тебя.
— Я тебя ненавижу, — шипит она, я качаю головой и наклоняюсь к окну.
— Когда я был с тобой, я был с тобой. Я тебя не бросил, не сбился с пути, не чудил, лишь заботился о тебе и детях и пытался сделать тебя счастливой. Ты сама не захотела быть счастливой. Даже не пыталась отпустить это дерьмо и наладить наши отношения. Можешь просидеть здесь весь день на своем пьедестале и делать вид, что я был плохим парнем, но в глубине души ты знаешь, что это не я испортил отношения между нами.
— Как скажешь. — Она отводит взгляд, зная, что я прав, но слишком упрямая, чтобы признать это.
— Сегодня ты облажалась. Причинила боль двум людям, которые не сделали тебе ничего плохого. Источала яд по поводу ситуации, о которой ни хрена не знаешь, и творила это дерьмо не только на глазах незнакомых людей, но и перед нашими детьми и маленьким мальчиком, который понятия не имел о Сэмюэле. Такое меня не устраивает.
— Я понимаю, — говорит она, и ее лицо искажается.
— Рад за тебя, — бормочу я, делая шаг назад. — С этого момента мы не общаемся, если это не имеет никакого отношения к детям, и в следующий раз, когда ты набросишься на меня, как сегодня, тебе это с рук не сойдет.
— Ты мне угрожаешь? — недоверчиво спрашивает Тина, приоткрыв рот и вытаращив глаза.
— Нет, просто сообщаю, как все будет. Ты мать моих детей, но это не означает, что я не прикажу арестовать тебя за то, что ты подняла на меня руку.
— Только думаю, что не смогу ненавидеть тебя больше, чем уже есть, ты доказываешь, что я ошибаюсь, — бормочет себе под нос Тина и тупо смотрит на дом
— Так ты хочешь, чтобы я позвал Стивена, или позвонишь ему? — спрашиваю я, покончив с нашим разговором. Покончив с ней.
— Я ему позвоню, — шипит она, затем поднимает стекло.
Быстро сдав назад, Тина выруливает с подъездной дорожки на улицу. Как только пикап исчезает, я направляюсь в дом и захожу на кухню, где спорят Обри и Стивен.
— Я не хочу спагетти. Они были два вечера назад, — ворчит Стивен.
— А я хочу спагетти, — отвечает Обри, пробормотав сначала что-то в ответ, чего я не услыхал.
— Ты не единственная, кто будет их есть, Бри.
— Папа! — кричит Обри, свирепо глядя на брата, когда я вхожу в дверной проем кухни. — Ты хочешь спагетти?
— Чего я хочу, так это чтобы вы двое не спорили обо всем на свете. — Я подхожу к холодильнику, беру пиво и откручиваю крышку.
— Хорошо, но ты хочешь спагетти? — спрашивает дочь, и я, сдерживая улыбку, поворачиваюсь к ней.
— Не хочу тебя огорчать, но ты в меньшинстве. Выбери что-нибудь другое.
— Здесь нужна еще одна девушка, — ворчит она, переводя взгляд с брата на меня. — Как насчет запеченной зити?
— Брось, Бри. Мы не будем есть пасту.
— Прекрасно. — Дочь запрыгивает на стойку и скрещивает руки на груди. — Тогда сам и готовь.
— Ладно. — Стивен закатывает глаза и идет к холодильнику, но вытаскивая фунт говяжьего фарша, останавливается, услышав голос сестры.
— Что сказала мама? — спрашивает Обри.
Сделав глоток пива, прислоняюсь спиной к стойке и перевожу взгляд между ними.
— Вам не о чем беспокоиться.
— Мне обязательно идти к ней домой в пятницу? — задает Обри тот же самый вопрос, который задавала в течение последнего месяца, перед обязательной поездкой на выходные к матери.
— Да.
Ее плечи сникают.
— А что, если я не хочу?
— Бри. — Стивен качает головой, бросая говяжий фарш на столешницу и свирепо глядя на сестру.
— Что? Ее никогда не бывает дома, когда мы там, так какой смысл идти?
— Прошу прощения? — Я отвожу горлышко бутылки от губ и изучаю каждого из них.
— Бри, это неправда.
Ее руки сжимаются в кулаки, а лицо краснеет.
— Правда, Стивен, но ты бы этого и не знал, потому что, когда мы у мамы, ты гуляешь с друзьями, а я торчу дома одна.
— Может, тебе стоит завести друзей, — рычит сын, но я сыт по горло. Так чертовски сыт, что чувствую, как по венам растекается огонь.
— Стивен, мама оставляет вас одних по ночам, когда вы бываете у нее дома? — Его взгляд обращается ко мне, и он сглатывает. — Вспомни наш разговор снаружи, приятель, прежде чем ответишь на этот вопрос, — предупреждаю я.
— Иногда, — шепчет он, понимая мой тон.
— Все время, — тихо вставляет Обри.
— Как долго это продолжается?
— С конца учебного года, — бормочет Стивен, отводя от меня взгляд.
— Да с тех пор, как Томас Кинк вернулся в город. — Обри закатывает глаза, и я замираю.
— Томас Кинк? — Я не очень хорошо знаком с этим парнем, но слышал о нем. Летом он всегда здесь, а зимой приезжает в город раз в месяц. — Мама встречается с ним, Стивен? — спрашиваю я, и он прикусывает губу.
— Не знаю. Наверное. — Сын пожимает плечами. — Почему это имеет значение?
— Потому что вам по четырнадцать, а не по восемнадцать. Ваша мама знает, что вас нельзя оставлять одних, чтобы тем временем встречаться со своим парнем.
— Ты оставляешь нас, когда уходишь на работу.
— В этом случае я прошу Мэй или Аарона присматривать за вами. Я в двух кварталах отсюда и могу заскочить, если что-то случится.
— Мама всегда говорит нам, как с ней связаться, — защищается он.
Бри настороженно смотрит на него.
— Ага, а помнишь, когда я позвонила ей в прошлые выходные? Она даже не взяла трубку и не перезвонила после того, как я оставила сообщение.
Иисусе. Какого хрена?
— Это было один раз, Бри. Перестань драматизировать.
— Я перестану драматизировать, когда ты перестанешь ее защищать! — кричит она, спрыгивая со стойки. — Я ее ненавижу. — Руки дочери сжимаются в кулаки, а щеки розовеют.
— Обри, — рявкаю я, и ее глаза поворачиваются ко мне и загораются огнем.
— Это правда, папа. Я ее ненавижу.
— Успокойся, — требую я, замечая на горизонте признаки подростковой истерики.
— Я просто не понимаю, почему должна ездить туда. Почему не имею права выбрать, с кем мне оставаться. Я не хочу к ней, ненавижу приходить к ней домой.
— Это пиздец, Бри! — кричит Стивен, и я поворачиваю голову в его сторону.
— Следи за языком.
— Мама позволяет ему ругаться. Мама всегда позволяет