поводу и беспрестанных ссор, понял, что для моих детей лучше расти в неполной семье, чем ломать им психику. Поэтому я сказал Тине, что хочу развестись.
Потребовалось два очень долгих года, чтобы все уладить, но, в конце концов, я получил полную опеку над детьми, а Тина — выходные сними. До недавнего времени это соглашение ее устраивало, но потом ей понадобилось больше денег, и с чего-то она убедила себя, что лучший способ для этого — получить полную опеку над детьми.
— Папа.
— Да?
Я выныриваю из своих мыслей и смотрю на Стивена, тот стоит на краю подъездной дорожки, засунув руки в передние карманы джинсов, и выглядит обеспокоенным.
— Эм… мама сказала, что приедет поговорить, — тихо сообщает он, уверен, что ему не хочется быть тем, кто объявит мне эту новость, но Обри, скорее всего, игнорирует звонки матери после случившегося. Стивен, которому Тина вечно все спускает с рук, всегда ответит на звонок своей мамочки.
— Черт.
Запихиваю последний ящик со снастями на высокую полку, затем отступаю назад, запираю дверь сарая и засовываю ключ в карман.
— Я просил ее не приезжать.
— Я разберусь с этим, Стивен, — бормочу я, проходя мимо него к передней части дома.
— Пап?
— Да, приятель? — Услышав его тон, я останавливаюсь и смотрю на него.
— Мне жаль, что мама так поступила. Я не знал, что она так взбесится. Если бы знал, то не сказал бы ей, где мы.
Что ж, вот и ответ на вопрос, как Тина узнала, где я был и с кем. Не то чтобы она не смогла узнать об этом по своим каналам. Городок маленький, и за эти годы Тина собрала отряд сучек, которые, как и она, ненавидят мир и которым нечем больше заняться, кроме как портить людям жизнь. Они — главная причина, по которой я держал очень малое количество отношений, которые у меня были, в секрете от всех, включая моих детей.
— Все в порядке, приятель. Но с этого момента, наши совместные планы держи при себе, пока я не скажу, что можно рассказать твоей маме.
— Конечно, папа. А… — Он делает паузу, затем оглядывается на соседний дом. — С ними все в порядке?
— С ними все будет в порядке. С такой новостью очень трудно справиться, и твоя мама не помогла делу.
— Мама так взбесилась, — шепчет он, закусывая губу.
В большинстве случаев легко забыть, что Стивен все еще ребенок и у него есть слабости. Он всегда скрывает это, пытаясь вести себя как взрослый мужчина, находясь рядом со своими друзьями, или как типичный подросток, когда находится дома.
— Да, но вам с сестрой не нужно об этом волноваться. Это между мамой и мной.
Когда я рассказывал детям о Сэмюэле, я умолчал о глубине своих чувств к Шелби, потому что не хотел причинять им боль. Сын с дочерью видели, что мы с их матерью не любили друг друга, и по мере того, как взрослели, это становилось для них все более и более очевидным, но я бы никогда не хотел, чтобы они считали себя нашей ошибкой.
— Я не хочу с ней жить. То есть, иногда мне хочется, но мне нравится быть здесь с тобой и Обри, — признается сын, внимательно смотря на меня.
Я сокращаю расстояние между нами и подхожу ближе, обхватывая ладонью его шею сбоку.
— Я понимаю, что мама более снисходительна к тебе, чем я. Понимаю, что она твой друг и тебе нравится тусоваться с ней. Понимаю, почему ты думаешь, что это круто — жить с ней, а не со мной. Я никогда не буду твоим другом, Стивен. И речь не о том, что мы не можем повеселиться вместе, что мне не нравится проводить с тобой время, что я тебя не люблю.
— Я все понимаю, — бурчит он, глядя на свои ботинки.
— Ты не можешь манипулировать ситуацией, чтобы добиться своего. Это несправедливо по отношению ко мне, твоей сестре или маме, — спокойно продолжаю я, подождав, пока он не поднимет на меня взгляд.
— Я этого не делал.
— Делал. Возможно, несознательно, но ты делаешь именно это каждый раз, когда используешь маму, чтобы добиться желаемого.
В его глазах вспыхивает раздражение, а брови сходятся вместе.
— Ты никогда не позволяешь мне веселиться с друзьями.
— Приятель, ты же знаешь, что это неправда. — При моих словах он снова опускает взгляд. — Стивен, ты становишься старше. Если хочешь, чтобы я дал тебе больше свободы, ты должен ее заслужить.
— Я могу ее заслужить, — отвечает он, пиная камни у своих ног.
Сжав его шею в последний раз, наклоняю голову и касаюсь лбом его макушки.
— Знаю, что можешь, — соглашаюсь я, затем отпускаю его и делаю шаг назад, не желая заострять этот разговор. — Иди в дом и помоги Обри с ужином.
— Конечно. — Он кивает, но замирает, глядя на пикап Тины, который выруливает из-за поворота и заезжает на подъездную дорожку.
— Иди в дом, приятель.
— Но… — Он переводит взгляд с пикапа матери на меня, и в его глазах вспыхивает смятение.
— Иди, — повторяю я более твердо.
На этот раз он слушается и поднимается по ступенькам крыльца. Я жду, пока он скроется в доме, а потом подхожу к Тине.
Она не вылезает из пикапа, лишь опускает стекло и, прищурившись, смотрит на меня, что выводит меня из себя. Я должен бы уже научиться общаться с ней, имея за плечами годы, терпя ее дерьмо, но всякий раз, когда мы разговариваем, перехожу тонкую грань.
— Я бы хотела поговорить со своим сыном, — говорит она вместо приветствия, пристально глядя на меня.
— Ты бы могла ему позвонить, или я передам ему, чтобы он вышел, когда войду в дом.
— Какой же ты засранец, — шипит она, качая головой.
— Так ты для этого приехала?
Я приподнимаю бровь, скрещиваю руки на груди, желая, поскорей покончить с этим дерьмом. Чем скорее бывшая выпустит пар, тем скорее я смогу отправиться ужинать с детьми, вытянуть ноги и выпить пива, до того, как лягу спать, чтобы встать спозаранку.
— Нет, я хотела извиниться, — огрызается она, и я на мгновение закатываю глаза к небу.
— Черт, прости. Не знал, что заявиться сюда с таким настроем — твой способ извиниться.
— Мне вообще не следовало приезжать.
— По всей видимости, — соглашаюсь я, и она вскидывает руки в воздух, раздраженно рыча.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала, Зак? Мне невыносимо видеть тебя с ней.
— С кем я провожу время — не твое дело, Тина. Я не звал тебя приезжать в
