себя — это же кошмар! Я днями напролет слонялась по поместью и приход депрессии был лишь вопросом времени. Часто я вела себя агрессивно и, хотя Аннабель старалась сглаживать острые углы, слуги по возможности меня избегали.
У скучных прогулок “на свежем воздухе” (по мнению Дали только это могло обеспечить леди здоровый цвет лица) было только одно преимущество — я изучила поместье вдоль и поперек.
И тут было о чем подумать.
Например, в малой гостиной на стенах висели портреты де Бальменов. Женщины в красивых бальных платьях, мужчины в военных мундирах с алыми лентами за боевые заслуги, Аннабель с милой девочкой лет пяти на руках.
И мой отец — строгий, красивый, в парадной форме белого цвета с красными эполетами и обшлагом — он и в молодости был ого-го, но возраст добавлял ему харизмы.
Меня не покидало ощущение, что я что-то упускаю.
Пока во время очередной прогулки не признала на картине в углу малой гостинной себя, только на пару лет младше. Такое странное чувство — вдруг узнать себя на старинном портрете. Потому что это не фотография, четкая и точная, а слои хаотичных мазков, которые мозг обрабатывает в картинку.
Но я узнала.
Элиза де Бальмен была моей точной копией.
Она сидела в кресле, чуть склонив голову на бок. Красивое платье мягко струилось по фигуре, ложась складками на ноги. Носок туфли чуть выступал из-под подола.
Элиза смотрела мимо художника, уголки губ чуть приподняты, как будто она видела что-то забавное, но сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Волосы собраны на затылке, такие же темные и волнистые, как у меня.
В углу стояла дата и подпись художника.
Она-то и подсказала мне, что правильный вопрос не где я нахожусь, а когда. И пусть поверить в то, что я в прошлом, было трудно, это многое объясняло.
Не все, но многое.
В гостинную вошла Аннабель и остановилась. В руках у нее был свежесрезанный розовый букет.
Сделав над собой усилие, я присела в реверансе и губы графини тронула улыбка.
— Рада видеть тебя в хорошем настроении, — она положила цветы на большой стол у окна и взяла в руки ножницы.
Цветы были страстью Аннабель и она могла заниматься ими днями напролет.
— Я хорошо спала сегодня, — ответила тихо и посмотрела на портрет. — Когда писали эту картину?
— В день твоего четырнадцатилетия, — ответила Аннабель, не оборачиваясь.
Разговаривать с графиней было легко — она никогда не отмалчивалась, была терпелива и спокойна. Иногда я вообще сомневалась, что Аннабель в состоянии испытывать сильные эмоции.
Пожалуй, только если к моему отцу…
Я подошла к графине и заглянула через плечо. В высокой вазе с лепниной Аннабель составляла новый букет.
Ее цветочные композиции были прекрасны. В моем времени Аннабель бы однозначно реализовалась как флорист, но здесь, конечно, цветы оставались лишь хобби богатой дамы.
Графиня протянула мне секатор и желтую розу.
— Ты исчезла из своей спальни на следующее утро, как портрет был окончен. Я распорядилась повесить его в малой гостиной, потому что знала, что придет день, и ты вернешься…
Я кивнула, так как в этот момент подумала о своей маме. Сейчас она чувствовала себя так же, как Аннабель, когда Элиза пропала. Но, если у графини был папа, чтобы утешить, то у моей мамы не было никого.
— Я хочу попросить тебя, Элиза…
— О чем? — я так увлеклась удалением лишних листьев со стебля, что ответила не сразу.
— Я всегда знала, что ты вернешься… материнское сердце невозможно обмануть, — Аннабель опустила розу и посмотрела на меня. — И наивно полагала, что после твоего возвращения между нами все будет как прежде. И тем труднее мне признавать свою ошибку. Ты так быстро выросла, как жаль, что я не застала момент твоего превращения из девочки в девушку…
Ну, вот, опять она затевает разговор про свадьбу, неужели в прошлый раз я недостаточно ясно выразила свою позицию?!
— Давай поужинаем вместе, втроем, как раньше? Мы с Александром очень скучаем, Элиза…
Аннабель ждала, а мои ноздри подрагивали от сдерживаемой злости. Если бы на ее месте была мама, я бы уже вспылила, но нежность голоса графини, ее неизменное дружелюбие и забота обо мне, мало-помалу делали свое дело.
Поэтому, переборов негодование, я выдохнула и ответила:
— Ладно, сегодня буду ужинать с вами, — Аннабель улыбнулась и, придержав меня за затылок, поцеловала в лоб.
Я зажмурилась от удовольствия и снова на себя рассердилась — сейчас она тебя за ушком погладит, и сядешь на задние лапки! — и быстро отстранилась. Положила ощипанную розу на стол и пулей вылетела из гостиной.
Когда я вернулась в спальню, Дали уже ждала меня с горячей ванной и красивым платьем цвета лаванды, а на постели, свернувшись калачиком, спал Яша.
Одно ухо у него было порвано и я с удивлением обнаружила, что вместо злорадного удовольствия от мысли, что кто-то задал ему перца, испытываю к коту жалость.
И даже желание погладить по мерно вздымающемуся мохнатому боку…
Чур меня! Я тряхнула головой и проследовала за Дали в ванную — этого еще не хватало!
Элиза де Бальмен была готова к началу седьмого.
Надушенная и напомаженная, втиснутая в ненавистный корсет, я вышла из своей спальни в сопровождении трех служанок и спустилась в столовую.
Аннабель и отец ждали меня у камина, разговаривая о чем-то вполголоса. Графиня коротко кивнула, напоминая о манерах, но в присутствии отца, всю жизнь скрывавшего свое происхождение, быть хорошей совсем не хотелось.
Поэтому я, не долго думая, толкнула ногой кресло во главе стола и села, положив локти поверх накрахмаленной скатерти.
Хотели поужинать и поговорить? Ну что ж, будет вам разговор!
ГЛАВА 10
Слуги замерли вдоль стен — такой явной наглости не ожидал никто. Даже от меня.
Но реакция, на которую я рассчитывала, не последовала. Граф молча проводил Аннабель к свободному месту — по правую руку от кресла, которое я заняла, а сам сел во главе стола на противоположной стороне.
И, глядя на его спокойное, даже отстраненное лицо и грустную, покрасневшую графиню, я почувствовала укол стыда — ошибочка вышла.
Ну, а как бы я поняла, чье место заняла, если за все время первый раз спустилась к столу!?
Решив, что Аннабель и на этот раз меня простит, я
