намереваясь стянуть ее прямо здесь и сейчас, но вовремя остановилась, вспомнив, что кроме футболки на мне нет ничего. — Я… Мне нужно в ванную.
— Что я там не видел? Можешь и здесь снять.
— Вы видели меня голой?! — округлились мои глаза, а чувство стыда снова накрыло с головой. — И даже после этого вы будете утверждать, что между нами ничего не было?
— Слушай, Маруся, — наклонился ко мне явно раздраженный Костров. Поймал мой взгляд и жестко зафиксировал. — Я уже давно не пацан, чтобы при виде голой девки мой член дергался как карась на льду. Ясно? А теперь отдай мне мою футболку, и я поеду домой и нормально высплюсь без твоего плаксивого присутствия рядом.
— Простите, — снова опустила я стыдливо глаза. — Не знаю, что на меня нашло. Вернее, знаю, но не думала, что всё обернется так.
— Футболку, — сухо потребовал мужчина.
— Сейчас, — кивнула я, боясь поднять на него взгляд. Обернулась пледом, пряча ноги, и встала с дивана. Тут же поймала головокружение и потеряла равновесие. Если бы не рука Кострова, вцепившаяся в мой локоть, то упала бы я лицом прямо на свой самодельный камин. — Спасибо.
— Тебя и трезвую одну оставить нельзя? — хмуро спросил мужчина.
— Можно. Это я случайно чуть не упала.
Я могла бы тоже ему грубо ответить, но не в моем положении строить из себя принцессу.
Пристыженным щенком я скрылась в своей комнате, где по помятой постели поняла, что на ней-то Костров и спал. Быстро переоделась в свою домашнюю одежду, надев предварительно самые целомудренные трусы, что у меня были. А такие у меня были абсолютно все, кроме того комплекта, который я надела вчера.
Собрала волосы в пучок на макушке, ужаснулась своему отражению. Нашла запасные очки и ужаснулась своему отражению еще сильнее. Никогда не думала, что моё лицо может становиться раза в три больше обычного. Как же много жидкости я в себя влила этой ночью!
— Вот, — вышла я из комнаты и отдала Михаилу Захаровичу его футболку.
Пока он одевался, я исподтишка смотрела на его торс и пришла в шок от обилия на нем шрамов самого разного размера. Без очков всё казалось не таким страшным, как с ними. А еще его торс имел рельеф. Красивый, если игнорировать шрамы. У Вити там, где должен быть пресс, было просто ровно и гладко.
— Что увидела, Маруся? — спросил Костров, оправляя на себе футболку.
— Ничего, — улыбнулась я натянуто, всё ещё стыдясь смотреть ему в глаза. — Просто пытаюсь понять, хороший вы воин или плохой.
— В смысле?
— У вас так много шрамов на теле. Мне просто стало любопытно: вы хорошо защищались и всё могло бы быть гораздо хуже, или вы слишком уязвимы и поэтому всё так?
— Я смотрю, тебе уже лучше? — хмыкнул мужчина. — Пока думаешь, квартиру проветри. От твоего перегара кактусы скоро сдохнут.
Кактусы… Сам-то колючий не хуже любого кактуса, а еще пушистиков моих обижает.
Но окно я, всё же, открыла. Честно говоря, выйдя из ванной комнаты, я тоже почувствовала эту вонь.
— А можно еще один вопрос, Михаил Захарович? — спросила я, пока он натягивал на себя свитер.
— Только быстро, — бросил он нервно, в очередной раз глянув на наручные часы.
— Если, как вы говорите, у нас с вами ничего не было, то почему у меня болит горло, кожа головы и содраны колени?
— Потому что ты блевала, Маруся, дальше, чем выдела. И единственное, за что я тебя трогал, это волосы, пока ты рыгала в унитаз. А колени у тебя в мясо, потому что нехер бухой на каблуках по лестницам бегать.
— Правда? — выдохнула я с таким облегчением, что снова закружилась голова.
— Что я тебе про карася говорил?
— Вы еще про кошку с дохлой мышкой говорили.
— Одна херня. Не было у нас ничего и не могло быть.
— Почему? — его интонация покоробила. Мог бы и более интеллигентно сказать, что я не ахти.
— Теперь тебя не устраивает, то у нас ничего не было?! — выгнул он бровь. — Раздевайся, исправим.
Грубиян!
— А как вы…? Почему вы оказались рядом со мной и у меня дома?
— Не поверишь, Маруся, — прошел он мимо меня в прихожую, где начал надевать верхнюю одежду. — Как раз с коллегами перемывал тебе косточки, а тут ты пьяная на барной стойке запела.
— Я пела на барной стойке?!
Хоть обратно под плед беги.
— И танцевала.
Кошмар!
— Михаил Захарович, а вы никому не расскажете?
— Прямо сейчас приеду домой и напишу большое сообщение в родительский чат, — ответил он невозмутимо. Надел ботинки, выпрямился и посмотрел на меня холодно сверху вниз. — Или лучше голосовое?
— Не нужно никому ничего рассказывать, — едва ли не расплакалась я. — Я больше так не буду.
— Точно? — спросил он строго-строго. Даже брови свёл так, будто они сейчас срастутся в одну.
— Точно. Никогда-никогда. Только не рассказывайте никому, а я клянусь, что больше не вызову вас в школу, даже если Артём будет вести себя хуже некуда.
— Ты реально думаешь, что я буду шантажировать тебя этой херней?
— Нет? — спросила я с надеждой.
— Ты не в школе набухалась. А то, как ты проводишь свое время вне работы, ни меня, ни кого-либо волновать не должно. Но в следующий раз бухай хотя бы с подружкой какой-нибудь. Не факт, что в следующий раз без трусов проснешься из-за того, что в душе помылась.
— Хорошо. Но я больше не буду.
— А это уже не моё дело. Но мне лучше больше не попадайся.
— Не буду. В смысле, пить больше не буду.
— Угу, — выдохнул мужчина устало, не имея ко мне более никакого интереса. Открыл дверь квартиры и, закрыв ее перед моим носом, не сказав ни слова, ушёл.
С подружкой! Точно! Она, наверное, там с ума сходит.
Зная себя, я точно не могла ей не позвонить. И звонила я ей, наверняка, в разных стадиях своего незапланированного опьянения.
Не в ладу со своими руками и дурной похмельной головой, кое-как нашла свой телефон в дебрях сумочки.
И… бинго! Тридцать семь пропущенных от Лены. О количестве сообщений в разные мессенджеры лучше вообще не говорить. Она меня точно убьёт, когда найдёт.
Желая успокоить и себя, и свою подругу, быстро набрала ее номер, приложила телефон в уху и начала извиняться уже до того, как пошли гудки.
— Прости, прости, прости…
После второго гудка кто-то позвонил в дверь. Сейчас Михаил Захарович скажет, что у нас на самом деле всё было и еще видео покажет… прямо в родительском чате.
Открыла дверь и сразу наткнулась на
